Вокруг света 1982-07, страница 10/ В. Ф Е С Е Н К О, корр. ТАСС — специально для «Вокруг света» РУКОТВОРНЫЕ ОЗЕРА КЯМЙГУЭЯ Зпереди едет автофургон-серебристого цвета. Он притормаживает и сворачивает на гравий, направляясь к группе легких строений в окружении пальм, расположенных в километре от шоссе. По борту автофургона — синяя полоса и буквы ICP: сокращение от «Институте ку-бано де песка» — Кубинский институт рыболовства. Такие машины десятками видишь каждый день в Гаване, особенно в районе порта. Но что «Институте де песка» делает здесь, далеко от Моря, в поселке животноводов провинции Камагуэй? Автофургон окружают женщины. Короткий оживленный разговор с водителем, взрывы смеха, и вот уже довольные домохозяйки расходятся по домам. В руках у каждой — прозрачный пакет со свежей рыбой. — Тилапия! Ох и вкусна! — комментирует наш всезнающий и потому незаменимый водитель Гильермо. Высунувшись в окно, он пылко бросает вдогонку дородной мулатке, величаво шествующей мимо: — Королева! Если ты так же здорово стряпаешь, как ступаешь по земле... Настоящий кубинец, Гильермо не может оставить женщину без комплимента. Царство тилапии оказалось близко — водохранилище Химагуайю, рукотворное озеро площадью почти 190 гектаров. Закатав по колено штанины, я лезу в лодку рыбаков Ховито Сиснероса и Армандо Кама-чо. Сидящий на веслах Армандо — веселый белозубый парень в выгоревшем армейском кепи — плавно гребет туда, где качающиеся на волнах пластиковые шары-поплавки обозначают верхний край сети. Там уже стоят несколько лодок, хлопочут рыбаки. Вода под нами густого зеленого цвета. Скорее угадываешь, чем видишь: колышущиеся темные пятна на глубине — это скопления водорослей. Местами они подступают к самой поверхности, и, когда лодка наползает на бурую массу, раздается мягкое шуршание. Непонятно откуда слышится «кроак-кроак» — звук, очень похожий на кваканье «рана торо» — лягушки-быка. — Это пасется тилапия,— вносит ясность Армандо. Он студент-заочник, учится на гидрографа. А промыслом пресноводной рыбы занялся потому, что, во-первых, это дело на Кубе новое, во-вторых, работа поможет ему изучить режим рек и озер родной провинции Камагуэй. ...Кое-гдегиз воды торчат верхушки полузатопленных деревьев. Их протянутые к небу серые безжизненные ветки — как раскрытые ладони. В сезон дождей, когда объем водохранилища увеличивается до 80 миллионов кубических метров и уровень повышается, вершины мертвых деревьев скрываются под водой. Неподалеку на шапке жухлой травы сидит серая птица. Она снимается с места и, крича, проносится над нашими головами. — Баклан,— говорит с кормы Ховито, рыбак постарше.— Повадились воровать рыбу из сетей, да сами в них и попадаются. Кроме бакланов, на озере постоянно живут утки-ягуасы, пеликаны, зимородки, а осенью прилетает множество пернатых с севера. Слегка сдвинув сомбреро на затылок, так что на лбу обозначается полоска не тронутой солнцем кожи, Ховито смотрит вверх. — Ну и печет! Жарит в самое темечко! А вода вот-вот закипит! Улов из сетей вынимают трижды в сутки: рано утром, днем и ночью. Иначе нельзя: потребитель должен получать рыбу свежей. Особенно достается рыбакам ночью — работать приходится с карбидными лампами, и на свет слетаются москиты со всей округи. — Жалят — спасу нет! — морщится Армандо.— И сквозь одежду, и сквозь перчатки! Лодка выходит на широкую гладь. Рыбаки неторопливо перебирают сеть, извлекая запутавшихся в ячейках тилапий. В лодках растут сверкающие чешуей, шевелящиеся груды. — Эй, Моро, брось-ка нам одну!— Ховито прижимает босой ногой шлепнувшуюся на дно нашей лодки горбатую рыбину.— Смотри, какая красавица! — Он протягивает мне крупную тилапию. У рыбы длинный и острый спинной плавник, на коричневатом боку — поперечные полоски.— В любом виде хороша! — Как и многие другие кубинцы старшего поколения,— говорит Ховито,— я стал приверженцем рыбной кухни совсем недавно. Это все они придумали, молодежь,— кивает он в сторону Армандо, разливающего черный как деготь кофе из литрового термоса. Наша беседа продолжается на берегу, под навесом. Зажаренная в кипящем масле тилапия действительно оказалась превосходной, на вкус. — Парадокс,— включается в разговор Армандо.— На Кубе, где все за милую душу уплетают лягушачьи лапки, пресноводная рыба до последнего времени считалась совершенно неудобоваримой — чем-то вроде червя. Трудно было справиться с таким предрассудком. — Что верно, то верно,— вторит Ховито.— Рыбу не ели и не ловили. Да и какая она была, в наших-то речушках?! Действительно — червяки в чешуе... — Ты сам видел,— говорит Армандо Камачо,— реки у нас недлинные и маловодные. В сезон ливней они переполняются и быстро уносят в море влагу, в сухой период мелеют, многие вообще пересыхают. Да еще промышленные стоки... Так что те немногие рыбы, что здесь водились, ползали, можно сказать, в иле. В болоте жили — болотом и пахли. Действительно, когда в 1962 году специальная комиссия только что созданной Академии наук Кубы по поручению революционного правительства изучила состояние природных ресурсов острова, картина открылась малоутешительная. Из-за хищнического сведения лесов в колониальный период и возросшего потребления пресной воды запасы пригодной для питья влаги катастрофически сокращались, реки и озера мелели и все больше загрязнялись промышленными отходами. Это, естественно, отразилось и на пресноводной фауне. Но, самое главное,— урожай кубинских крестьян пол- 8 НА МЕРИДИАНАХ ДРУЖБЫ
|