Вокруг света 1982-11, страница 30

некоторые учатся в колледжах... Даже молодые семейные пары живут отдельно от родителей. Может, и я уеду.

— Зачем? Разве здесь мало работы? — поинтересовался я.

— Справятся и без меня,— отмахнулся Мурти.— Да и что мне здесь оставаться? Нельзя же землю делить бесконечно. Так и будем мы, четверо братьев, один за другого цепляться? Пусть участок останется у старшего, мы ему поможем из города деньгами, он нам — рисом, овощами.

...Через два дня Мурти зашел попрощаться.

— Уезжаю в Мадурай!.. Там много фабрик, устроюсь куда-нибудь работать. Здесь мне не пробиться.

В деревенской чайной поговорили дня два о его отъезде и забыли. А через несколько дней и мне надо было возвращаться в город. Может быть, встречу там Мурти? Как сложится его жизнь в городе?

ВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ

В Мадурае у меня был хороший друг — коммунист, секретарь Общества советско-индийской дружбы Рагу Натан. У него друзья в любом квартале города. Он знает адвокатов, врачей, менеджеров предприятий, его встречают как своего и в беднейших кварталах хариджанов. Упорство его и выносливость поражали меня. Бывало, весь день бродим мы с ним по душному лабиринту пригорода, заходим в дома рабочих, ремесленников, мелких торговцев.

— Ты хочешь понять нашу жизнь? Тогда надо много ходить. Чем больше разных людей встретишь, тем лучше для твоей работы.

Улицы Мадурая никогда не бывают пусты. Люди куда-то спешат, чем-то торгуют, кто-то сидит отдыхает. Не надо думать, что это бездельники — просто у этих людей нет работы. Толпа в основном состоит из мужчин — женщины сидят дома.

Безработные живут в общем-то хуже, чем безземельные крестьяне в деревне. Их нанимают только на время, на низкооплачиваемую работу. Но хозяевам фабрик и магазинов без них не обойтись.

Едва ли не каждый, кому удалось найти постоянную работу, прошел, выбравшись из деревни, через этот этап. Оттого-то так ценят здесь даже малооплачиваемую, но надежную работу.

Текстильные фабрики Мадурая расположились на окраине. Вокруг них маленькие домики без окон тесно прижимаются друг к другу. На пыльной улице играют полуголые ребятишки. Тощие коровы вяло жуют банановую кожуру, разбросанную у порогов домов. Жара. Заворачиваю в придорожный магазинчик, который ничем не отличается от деревенской чайной — те же связки бананов, привязанные к навесу, тот же запах горячего молока

и дешевых лепешек-досей. Здесь меня уже ждет Рагу Натан.

Прямо через дорогу — цехи текстильной фабрики, куда мы должны зайти к концу дня. Сидим в тени чайной за стаканом горячего молока и переговариваемся с хозяином.

На неструганой лавке рядом с нами примостилось человек пять рабочих вечерней смены. Перед началом ее многие заглядывают сюда послушать пластинку с музыкой из кинофильмов, выкурить сигарету, выпить стаканчик чаю с молоком. Для этих людей чайный магазинчик — вечный, непреходящий атрибут их жизни.

Никогда раньше не думал, что в сорокаградусную жару самое большое удовольствие — стакан горячего молока с сахаром. Рубашка прилипает к телу, в горле сухой ком, но стоит посидеть в тени минут десять, не торопясь потягивая горячий сладкий напиток, и самочувствие заметно улучшается.

ВОСЕМЬ ПРОФСОЮЗОВ

На текстильной фабрике «Мадурай коте» у Рагу много друзей. Это значительно облегчило мое знакомство с профсоюзными активистами.

По аккуратной дорожке, обсаженной пальмами, мы прошли к чистому зданию с колоннами — одному из цехов текстильной фабрики. Внутри просторно, светло. Под потолком мерно гудит вентиляционная установка, но этого недостаточно, чтобы разогнать духоту. Рабочие перед входом в цех снимают юбку и рубашку, оставаясь в одних шортах. Хлопковая пыль прилипает к потным телам, лезет в глаза, от нее першит в горле. У людей нет времени со мной разговаривать, хотя смотрят на меня с интересом. Несколько человек подходят, здороваются с Рагу, потом пожимают руку мне. Что-то говорят, но из-за грохота станков я ничего не могу разобрать.

— Это профсоюзные лидеры, которые пришли пригласить тебя...— остаток фразы Рагу теряется за шумом цеха.

Приходим в деревянную хижину, крытую пальмовыми листьями. Столы, стулья и черная доска на стене нагреты, как сковородки. Это помещение вечерней школы для рабочих.

Тут уже сидит несколько человек, по виду ничем не отличающихся от других рабочих. Все одеты в белые юбки, простые рубашки. Усталые после смены лица, узловатые, мозолистые руки. Мы поздоровались.

Все без исключения индийцы — люди эмоциональные. На митингах и собраниях принято говорить громко, много, сопровождая свою речь яростной жестикуляцией. Но в то же время люди в споре предпочитают воздерживаться от категорических утверждений. По крайней мере, я так считал до встречи с текстильщиками. Здесь же явно не хотели тратить время на обмен

любезностями. На мои вопросы отвечали быстро, увлеченно. Азартно спорили между собой.

— На фабрике две тысячи рабочих, разделенных на восемь профсоюзов. Каждый из нас принадлежит к какому-нибудь профсоюзу или сразу к двум, если желает...

— Но зачем так много профсоюзов? — обращаюсь я к одному из соседей.

— Я член профсоюза партии «Дравида мунетра кажагам». Она борется за интересы всех тамилов, всей нации. Мы считаем, что хозяева предприятия и администрация — наши друзья. Потому что они тоже тамилы. Даже если мы выступаем за повышение заработной платы рабочим, стараемся не накалять атмосферу...

Один из рабочих, до этого молчавший, вдруг сказал что-то моему собеседнику. Рагу, наклонившись ко мне, прошептал:

— Это член коммунистической партии. Он говорит, что, пока рабочие будут считать администрацию своим старшим партнером, их будут эксплуатировать. На предприятии ни одно соглашение еще не было подписано всеми профсоюзами, потому что узкие интересы некоторых лидеров брали верх над долгом перед рабочим классом...

Теперь администрации приходится считаться с мнением профсоюзов. Свою силу и единство мы продемонстрировали в 1979 году, во время общетамильской забастовки текстильщиков. На нашей фабрике, например, почти все профсоюзные организации приняли участие в двухмесячной забастовке. И победили! Предпринимателям пришлось выполнить наше требование о повышении заработной платы. С тех пор администрация фабрики старается не накалять атмосферу, все производственные конфликты улаживает путем переговоров профсоюзных секретарей с руководством предприятия...

Да, рабочие заметно изменились за прошедшие десятилетия. Мы знаем свои права, у нас есть силы за них бороться. Государство издает хорошие законы, и мы должны уметь ими пользоваться.

Очевидно, весть о госте из Советского Союза облетела фабрику. В комнате собиралось все больше народа — подходили рабочие, закончившие смену. Меня буквально засыпали вопросами:

— Есть ли в Советском Союзе интенсификация труда? Куда деваться рабочим после внедрения на предприятии новой техники?.. Государство строит новые заводы? Невероятно!

Рагу расцвел. Он активно вмешивался в разговор, авторитетно подтверждал правдивость моих слов, помогал переводить вопросы, когда полные энтузиазма собеседники начинали безостановочно сыпать малопонятными для меня выражениями мадурайского диалекта. Спустившаяся темнота напомнила, что пора расходиться. Завтра предстоит снова вернуться сюда: дого

28