Вокруг света 1983-12, страница 58Знания инженерные приобрел царский арап во Франции и считался тогда одним из лучших фортификаторов и строителей России. Однако после смерти Петра судьба гнала его все дальше и дальше от Петербурга. Сначала в Казань, а потом уже в настоящую ссылку в Тобольск, Нерчинск, Кяхту. Из опалы Ибрагим, или, как чаще звали его, Абрам, возвратился, не утратив знаний и хватки. Елизавета сделала его комендантом Ревеля. А потом был он и выборгским губернатором, новым директором Ладожского канала, строителем Кронштадтского порта и, уйдя в отставку, долго жил в своем имении Суйда, чертил проекты, которые посылал даже Екатерине. И вот недавно его не стало, умер в 1781 году. «Пора, пора отца заменить в Суй-де»,— мрачно подумал генерал-цейх-мейстер. С Потемкиным не заладилось. Иван Абрамович уважал его за великие планы, размах, энергию, но за сумасбродство, бешенство, а также за вялость и леность, наступающие часто тогда, когда надо действовать, светлейшего не любил. Потомок эфиопских князей, сын духовно родственного Петру Великому фортификатора и гидротехника, участник славной Чесменской битвы, сподвижник самого Спиридова, он ни перед кем не хотел склонять головы. Пусть знатные вельможи кичатся своим прошлым, оно у него тоже есть. Но он сам делает свою жизнь, служит Отечеству так, что потомкам не будет стыдно. Хотел уезжать, но доложили: «Пришел французский негоциант Антуан, просит принять». Этого купца он любил за веселый нрав, деятельность, умение завязывать знакомства, серьезное отношение к торговле с Россией через южные порты. В Херсон Антуан прибыл с большой партией французских товаров, пройдя турецкие рогатки. Войдя в комнату, Антуан обворожительно заулыбался, распространяя какой-то немужской приятный аромат, и, по-видимому, заметив, что генерал был не в духе, остановился, развел руками и сказал по-русски: — Иван Апбрамовитч, не нато сердится. Много хорошо. Будем торговля. Будем дружба. Спасибо. Бардзо дзень-кую. Дякую! И, довольный собой, громко засмеялся. Иван Абрамович улыбнулся, подал руку, задержал свой взгляд на одежде и громко пророкотал: — Молодец, Антуан! Успехи есть. Язык учишь! Как там в Польше? Антуан уже по-французски поведал, что был принят польским королем, встретился с банкирами, которые готовы организовать в Варшаве торговый дом для коммерции через черноморские порты. Сам он закупил большую партию товаров в южной Польше и собирается вывезти ее через Херсон под русским флагом. — Это право, ваше превосходительство, надо предоставить нашим кораб лям, ибо турки только русских пускают в Черное море и выпускают отсюда. — Пока ты ездил, Антуан, такой указ уже издан. Иван Абрамович возвратился за стол, посмотрел несколько папок и, вытащив длинный список, прочитал: «Сим предоставляется право, от имени ее императорского величества, поднять русский флаг на торговом корабле французского негоцианта Луи Антуана и получить пашпорт для пропуска. Оный же товары разные, незапрещенные, из портов российских черноморских должен перевозить во Францию и другие страны и сим быть полезен. На подлинном подписано: Гр. Потемкин-Таврический». Антуан даже слезу смахнул от столь высокого понимания его желания быть полезным и стал благодарить Ивана Абрамовича, восхищаясь той созидательной деятельностью, которую Россия на южных землях проводит. — Ведь тут десять лет назад пустыня была,— указал он на карту за спиной генерала. Иван Абрамович обернулся и провел рукой по русско-турецкой границе, проходившей до 1774 года между Южным Бугом и Днепром по открытой степи. Дальше по небольшой речке Ташлык, пересекая реки Арбузинку, Мертвые Воды, Еланец, Громоклею, Висунь, Ингулец, граница подходила к Днепру около устья Каменки, к северу от Казикерменя и дальше по рекам Конские Воды и Берда до Миуса и Дона. Сейчас, после Кучук-Кайнарджий-ского мира, граница сдвинулась к Южному Бугу до польских рубежей. Почти все побережье Таганрогского залива стало свободным. Там были восстановлены Таганрог и Азов. Стали строиться Днепровская и Южнобугская укрепленные линии. Россия получила право иметь свой флот на Черном море. Во время войны приступили к созданию Донской флотилии, способствовавшей завоеванию Крыма. А до войны в 1764 году из Ново-Сер-бии, казацкой Новослобожанщины, Славяно-Сербии и Украинской линии, части бывшей «гетьманщины», была образована Новороссийская губерния. С 31 марта 1774 года ее губернатором был назначен Потемкин. Потом была образована отдельная Азовская губерния. А вот сейчас говорят, что их снова объединят. в одно Екатеринославское наместничество. Сюда, на эти пустые доселе земли, приглашали семьи государственных крестьян, которые платили сбор, комплектовали гусарские и пикинерские полки. На заселение приглашали всех, даже беглых селян и запорожцев, украинских посполитых, военных нижних чинов. Беглым объявлялось «прощение», личная свобода и временное освобождение от податей. Помещичьи крепостные центральных и малороссийских губерний, прослышав о земле, стали бежать от своих хозяев. В ответ на жалобы помещиков Потемкин давал согласие разобраться и обещал бороться с крестьянскими побегами, но сам исподтишка поощрял переселенцев и беглецов, заявляя, «что являющимся разного звания помещикам с прошениями о возврате бежавших в бывшую Сечь Запорожскую крестьян объявить, что как все живущие в пределах того войска вступили... в военное правление и общество, то и не может ни один из оных возвращен быть». Землю тут раздавали щедро. Особенно если дворяне, бывшая запорожская старшина, военные чины, купцы, архивариусы, регистраторы и прочие зажиточные люди приводили с собой поселян. За вербовку награждали лиц всякого звания воинскими чинами. Кременчугский купец Фалеев за это вначале большие земли получил, а в 1779 году званье «пример-майора», а еще позднее и дворянское званье. «Ох уж эти русские купцы! — подумал Ганнибал.— Они ни армянским, ни еврейским, ни французским, ни греческим не уступают в хватке, но французы и греки обходительнее, а еврейские пронырливее, пожалуй, будут!» И он продолжил рассказ о том, как за семь лет в Причерноморье построено десять городов. А ведь южнее Запорожья тут и был-то один городок — крепость Святого Дмитрия Ростовского, или просто город Ростов. А сейчас — эвонна! В Таганроге строят верфи, восстановили Петровскую Гавань, построили Адмиралтейство. Купцы спроворили канатную фабрику, проводили знатные ярмарки, куда приезжали из Воронежа, с Волги и Полтавы, заглядывали торговцы даже из Речи Посполитой. Рос и Ростов, где тоже построили верфь. Керчь была забита купцами: из греков, армян, грузин, евреев и албанцев. У устья Берды построили бердянскую Петровскую крепость. Всем памятна была операция генерала Суворова по вывозу христиан из Крыма. Тогда, в 1778 году, чтобы лишить крымского хана денежных доходов, вот сюда, в устье Кальмиуса, вывезли греков-торговцев, ремесленников и построили город Мариуполь. А крымские армяне в низовьях Дона построили город Нахичевань. В нем уже сейчас больше трехсот каменных домов купцов, ремесленников и мещан, и что дивно — сто восемьдесят каменных лавок, крытых черепицей. Хорошо спланированы и построены города Никополь, Павлоград. Славна своими ярмарками и Луганская слобода, задумали строить в Ахтиярской бухте город и порт Севастополь. — Ну а наш город, вы видите, растет не по дням, а по часам. И порт выстроили, и верфь, и сам город принимает все больше жителеи и гостей. Я тут с начала,— с гордостью сказал Иван Абрамович.— Все знаю, все при мне строилось, много добились, много успели, однако много и потеряли,— с горечью закончил он. Антуан понятливо кивал головой, 56
|