Вокруг света 1984-03, страница 18

К 40-ЛЕТИЮ КОРСУНЬ-ШЕВЧЕНКОВСКОИ ОПЕРАЦИИ

Вот что сделала шальная пуля. Ударила прямо в сердце. Мириады их носились в ту ночь от беспорядочного огня с одной и другой стороны. Смертей мы видели немало. Всяко бывало. Но эта? Неожиданность ошеломила. «Смелого пуля боится, смелого штык не берет...» — вертелось в голове.

Вживаемся в обстановку. По-прежнему ничего не видно. Снег слепит глаза. Вот и Горбачев с командирами взводов.

— Комбат, рота подошла. Ставь задачу.

— Хорошо. Вот только разберемся немного.

— Смотрите, вон там, вдоль оврага, от Комаровки к Почапенцам ползет сплошная колонна,— показал рукой встретивший нас офицер.— Командир полка приказал мне направить ваши танки наперерез фашистам. В обход рощи, что там впереди.

На какой-то миг порыв ветра отвернул от нас снежный саван. И в темноте предрассветного утра предстала удивительная картина: сплошная серая масса медленно ползет от Комаровки на юг.

Глубокая, заросшая кустарником балка. Ее оба берега покрыты танками, пехотой, повозками, лошадьми — длиннющая, медленно ползущая огненная змея. Из нее огонь, и в нее — огонь.

Пехота, хотя и не удержала эту змею, но обложила плотно. Правда, только с боков. А спереди бронированная голова змеи таранит наш строй. Голова — это танки, самоходки, бронетранспортеры. Они тянут за собой все многокилометровое чудовище. Ясно одно: голову надо отрубить. Она все глубже и глубже врезается в боевые порядки нашей пехоты...

Раздумывать некогда. Обстановка прояснилась.

— Вперед на максимальной скоро? сти! Колонну обгони и ударь по ее голове. Останови огнем и гусеницами... Оставшийся в окопах взвод будет в моем резерве. Как понял? — спросил я Горбачева.

— Есть ударить по голове колонны! Выполняю! — как-то приподнято ответил Дмитрий.

Взял на танк проводников. Подал сигнал: «За мной». Взревели моторы, и с включенными фарами танки Горбачева быстро скрылись в темноте. Метель, метель... Кому ты на руку: гитлеровцам или нам?

С этой минуты начался звездный час нашего Димы.

Только проводил в огонь и темень роту Горбачева, вижу, на танке Жда-новского подъехал Саша Конин.

— Комбат, привел остатки роты Ждановского. Что делать?

— Кто позволил снять эту роту? — вскрикнул я.— А если там прорвутся?

— А чего ждать? Противник там не прет. Тут же вон как протаранили. Да и комбриг приказал,— защищался мой зам.

Да, так оно и было. Мы ждали их

по всему фронту. А они пошли в прорыв на узких участках: как в щели. Ну, думаю, тем хуже для них. Давить гадов будет легче.

Ждановскому невмоготу. Как же, его друг уже колотит танки и пехоту, а он в окопах сидит. Ждет у моря погоды. Вот с Кониным и примчались сюда, на грохот канонады.

Объяснил ему: рота Горбачева пошла к Почапенцам громить голову колонны. Будет атаковать из-за высоты.

— А ты, Леонид, давай прямо через овраг. Режь на куски.

И второй ротный со своей гвардией тоже пошел творить свой звездный час. Кинулся в жаркий бой, как рыба в воду.

Темна и длинна февральская ночь. Но и у нее есть предел. Забрезжил рассвет. Подступало слегка морозное утро. А с ним и затих буран.

Горбачев и Ждановский в бою. Резервный взвод со мной. Здесь же группа автоматчиков из батальона Вербицкого. Ее командир — старший лейтенант Донец.

Грохот взрывов стал нарастать. Четче просматривается ползущая колонна.

Комбриг запрашивает о делах.

Отвечаю неудачно: «Разбираемся».

— Хватит разбираться, пора и воевать,— гаркнул Брижинев.— Где роты, что творят, какие потери?

— Вторая рота у Почапенцев атакует головные танки и бронемашины. Ждановского снял с позиций. Он атакует прямо через овраг. Потерь нет,— доложил я.

Возле моего танка собрались офицеры штаба батальона. Старший лейтенант Константин Енин уже строчит очередное донесение. Вроде писать еще не о чем, а он строчит. Такой уж порядок. Дает на подпись. Читаю.

— Енин, откуда такие данные?

— Комбат, ночь-то темная была, видно не было. А теперь вон смотри...

— Ладно, подпишу, отправляй.

— Обижаешь, командир. Все поле усеяно.

Я и сам знал: Енин был отличный службист. Прежде чем писать, он побывал у Горбачева. Видел все.

Вскоре и мы в этом убедились. Команда Семенову: «Вперед». Танк резко рванул с места. Со мной офицеры штаба, замы — все командование батальона. Несколько минут — и мы у Горбачева.

Смотрю, танкисты утюжат все, что не сдается. Повозки, двуколки, орудия, штабные машины — все под гусеницы. Патронов, снарядов на все не хватает. Не сдаются — давить.

— Дима, где же танки, где голова? Было же приказано разбить ее.

— Часть танков, бронетранспортеров и машин в балке остановлена. Им хода нет. Убей, комбат, но немного вырвалось. Просочились между Поча-пенцами и Журженцами на Лысянку. Не успел перехватить,— взволнованно ответил Горбачев.— Догнал колонну, так сразу ротой и врезался в нее. Вижу, идут хитро: впереди танки, самоходки,

за ними штабные машины. Далее — пехота. Замыкают один-два танка. Потом опять такой же строй. За ним еще. И только далеко в глубине одна пехота без танков.

— Спасибо. Молодцы, ребята!

— Да не одни мы здесь. Пехота с нами. Артиллеристы прошивают все насквозь. Видишь, «катюши» развертываются,— показал Дима вдаль.— Сейчас начнется...

— Добре, давай жми. Никто не должен вырваться. Главное — танки. Добей их.

— Умрем, но не пропустим. Подкиньте автоматчиков.

— Конин! Взвод автоматчиков к Горбачеву,— приказываю.— Десантом на танках.

Видел я, как тяжело роте Горбачева. Но не унывает ротный. Всего одна просьба у него: «Подбрось автоматчиков». Таков наш Дмитрий. Ну что ж, здесь вроде все наладилось.

Однако мы не всё знали. Да и не положено было. Каждому свое.

...Оказалось, параллельно с этой колонной из района Хильков на Журжен-цы прорывалась еще одна. Против нее и встал наш второй танковый батальон. Его командир — мой друг майор Алексей Каратаев.

Для него такой ход гитлеровцев тоже оказался внезапным. На узком участке враг протаранил его боевой порядок. И началась такая же Кутерьма, как и здесь.

Комбриг и штаб бригады знали больше нас. Им и карты в руки. Руководят твердо. По радио и машинами шлют приказы, распоряжения.

Нам тоже. Из штаба бригады прибыл капитан Георгий Умнов. Вынул карту.

— Вот сюда, Николай, комбриг приказал перебросить одну роту,— показал на карте Умнов,— надо помочь Каратаеву. Еле держит немцев. Полчаса— и быть там.

Легко сказать: полчаса. А вот кого и как? Горбачев громит голову колонны. Там сейчас самое пекло. Трогать нельзя. Только если Ждановского? Четыре тридцатьчетверки не рота, но все же...

А Ждановский в своей стихии. Ему бы только в бой. Как всегда, его танк впереди. Давит, крошит. В борт влепил самоходке. Все, что на пути,— под гусеницы, под пушку, под пулемет. Дорвался Леонид. Ему мало Сталинграда, Курской битвы, Днепра. Да, ему мало. Его натура не для тишины и спокойствия. Так будет до конца войны. Он и сейчас герой. Узаконят же его в этом высоком звании только в апреле сорок пятого на венгерской земле. Там он совершит подвиг из подвигов. Еще один из плеяды Героев нашей славной 27-й гвардейской.

Надеваю шлем. Вызываю по рации Ждановского. Не отвечает.

— «Орел-1», «Орел-Ы — надрываюсь я.— Выйти из боя! Сбор у моего танка — на серию красных ракет. Как понял?

Ответа нет. Время уходит. Как быть?

16