Вокруг света 1984-04, страница 63

готовить барабан-гигант. Для начала необходимо подобрать подходящий чурбак дерева бубинга: если в обхвате оно метра четыре и в толщину метр, такое «полешко» считается подходящим. Осторожно вырезает мастер цепной пилой сердцевину, а затем долго выбирает древесину долотом, резцами, доводя кадло до требуемой толщины.

— Здесь главный инструмент — руки,— говорит Йошиюки Асано.— Только прощупывая дерево пальцами, узнаёшь, добился ты нужной толщины или нет.

Когда кадло готово, Асано месяцами шлифует его песком снаружи, изнутри, покрывая несколькими слоями лака, и, наконец, натягивает с двух сторон тщательно выделанную воловью кожу. На первых порах перепонки крепко прихватываются веревками и винтовыми зажимами. Мастер несколько раз в день смачивает кожу и перетягивает ее, а потом, когда добьется желаемого, он еще неделю-две будет пробовать звук и регулировать натяжение. И только после этого приколотит перепонки к кадлу огромными железными гвоздями с широкими шляпками.

Говорят, что истинный звук о-дайко как биение сердца. (Впрочем, так принято описывать звук вообще всех традиционных японских барабанов — их родовое название «тайко».) Специалисты утверждают, что барабанам о-дайко присуща «естественная сила и ураганная ярость». Игру на них наделяют эпитетами «взрывная», «громовая», «электризующая»...

Возрождение древнего искусства игры на тайко началось тринадцать лет назад, когда группа из двадцати молодых музыкантов, собрав коллекцию барабанов, начала учиться старинным приемам барабанного боя. Потребовались и спортивные тренировки: играть на о-дайко совсем не легко. Тут нужны сила и изрядная выносливость.

Сейчас группа барабанщиков — они назвали себя «Кодо» («Биение сердца»)— известна далеко за пределами Японии. Музыканты живут и тренируются на острове Садо, расположенном в Японском море. В былые времена этот остров считался очень удаленным (в наше время — три часа на пароме от города Ниигата), холодным краем и служил местом ссылки. Кто читал классический японский роман («гунки») XIII века «Сказание о доме Тай-ра», вспомнит, что именно сюда сослали одного из заговорщиков — преподобного Рэндзё.

В последнее время остров Садо привлекает все больше и больше музыкантов, певцов, танцоров, самодеятельных исполнителей прежде всего потому, что здесь самые прославленные в Японии театры ка-буки и «но», каждый год на острове устраиваются многочисленные народные празднества.

И еще есть причина, по которой Кодо любят свой остров: считается, что здесь — на пустынных берегах Японского моря — можно добиться особой мощи звука, вкладывая в удары всю силу. Ведь звук о-дайко должен одолевать шум прибоя и вой ветра.

Тренировки прерываются, когда наступает время очередного праздника. Влажный, безветренный майский полдень. Крестьяне и рыбаки — ловцы камбалы и альба-кора, длинноперого тунца,— собираются на площади прибрежного городка, чтобы возвестить приход весны, а главное — по традиции испросить у богов добрых дождей и защиты от болезней.

Вот как описывает репортер западногерманского журнала «ГЕО» Там Стюарт игру барабанщиков Кодо:

«Семь человек поднимают огромный о-дайко, вносят его на помост, сколоченный под открытым небом, и укрепляют на массивной опоре. По японской легенде, боги и богини пребывают внутри о-дайко.

и барабанщики должны «сразиться с барабанами», чтобы те вышли наружу.

Двое мужчин выскакивают на помост и занимают места по обе стороны о-дайко. Они начинают бить в барабан. Вскоре звук заполняет окружающее пространство, мощь его всесокрушительна. Барабанный бой проникает в голову, распирает грудь, сдавливает диафрагму, теснит желудок, вибрирует в позвоночнике.

Барабанщики ускоряют темп. Они обливаются потом, их лица искажены от напряжения... Внезапно наступает тишина. Боги и богини вышли из о-дайко...»

Наутро у группы Кодо обычный день: подъем до восхода солнца, бег на два-дцать-тридцать километров, легкий завтрак — и «сражение с барабанами». И на берегу моря, и под крышей дома, которая ходит ходуном, словно при землетрясении, раздаются голоса тайко — гулкие, звонкие, глухие, грозные, вкрадчивые. Как рождение и смерть, как праздник и горе, как труд от зари до зари, как сама жизнь.

Биение крови в жилах...

Удары далекого грома, что тревожат склоны Кимпоку — горы, вздымающейся над островом Садо...

ЗДРАВСТВУЙ, МАМА

Алло. Ты, мама? ...Ах, простите, девушка, я думал, что разговариваю с ... Нет, мне междугородный ...Что? ...Кон-тервиль, Огайо... Что? Да я и не думал вешать трубку!

Нервничая, он нашарил в кармане пачку сигарет, зацепил двумя пальцами одну и торопливо воткнул между зубами, взглянул на часы и нахмурился. Футбол кончился полчаса назад— шествие болельщиков будет спускаться мимо вниз по улице с минуты на минуту. Поднеся огонь к сигарете, он услышал, что в трубке невнятно журчит голос, и выкинул спичку.

— Здравствуй, мама, это Джерри! ...Да, я тебя хорошо слышу... Нет, у меня порядок...— Его голос на мгновение дрогнул.— Как папа? Есть какие изменения?

Последовало недолгое молчание.

— Угу.— Голос его стал глуше, когда он снова заговорил в трубку: — Ясно. Ага. Сегодня днем, да? А другой врач, он говорит то же? Угу... Сказали они, сможет ли он... Я говорю, может папа уже немного двигать руками? Ну что ж, это ничего не значит... Да, конечно, все это требует времени. Да, год, а может, и того меньше...

Вытащив из кармана другую сигарету, он быстро прикурил ее от первой и придавил окурок каблуком.

— Какие деньги? А, ты говоришь о тех,

Рассказ

что я послал на прошлой неделе? Ну, мам, я же писал обо всем этом... Разумеется, это из стипендии. Мне в колледже дают повышенную стипендию, потому что я хороший футболист. Так что, понятно, мне не надо тех денег, что вы с папой откладывали на учебу в колледже, и я просто подумал, что, может, теперь, пока папа полежит и все такое...

На расстоянии он теперь отчетливо расслышал звук приближающегося оркестра.

Ну, мама, мне пора кончать. Вся команда с болельщиками сейчас явится. У нас торжество по случаю сегодняшней игры. Мы обыграли Эльфорд всухую, шестнадцать— ноль... Конечно же, всю игру; ты бы видела меня на поле. Я отбил два мяча у самых ворот. Все после игры идут в «Семпл», мне надо спешить. Они, конечно, все хотят, чтобы я там тоже был. Ты сейчас слышишь оркестр?

Становилось шумно; возбужденные голоса взвивались над шумом литавр.

— Да, мама. Еще кое-что, прежде чем они придут Слушай, так я буду высылать теперь вам десять-двенадцать долларов в неделю или около того, пока папе не станет лучше... Не, мам! Брось, у меня полно. Конечно, для хорошего игрока всегда найдется дело... Вот они уже здесь. Слышишь их?

Оркестр сгрудился снаружи. Кто-то выкрикивал приветствия.

— Это мне, мама... Конечно. Ведь по правде я выиграл им сегодняшний матч. Слышишь теперь? — Он пинком распахнул дверь и повернул трубку к дверному проему. Там вызывали: «Джерри! Эй, Джерри, кончай разговаривать, иди сюда!»

— Слышишь теперь, мама? Теперь до свидания. И знаешь, если тебе случится увидеться с Элен,— беспечно добавил он,— скажи ей, что очень жаль, что я не смог пригласить ее на бал первокурсников, как хотел, но из-за футбольного сезона, тренировок и прочего... Скажи ей, мама. Она... она не ответила мне на последнее письмо. Ладно, мам. Скажи папе, у меня все в порядке, слышишь? Не волнуйся, ну... Пока.

Положив трубку на рычаг, он вышел из кабинки. Его фигура на миг отразилась в высоком зеркале, укрепленном на стойке с газированной водой: привычная белая шапочка, белоснежный пиджак с красной строчкой бара «Семпл» на лацкане. Толпа выстроилась в очередь перед стойкой, выкрикивая. «Джерри!», «Не тяни, Джерри, подавай наконец пиво!»

Перевел с английского В Л. ЕГОШКИН

61