Вокруг света 1984-08, страница 55

ля, сбросив самолет с высоты в море. Чудом спаслись только наш Виктор и начальник полярной авиации Марк Иванович Шевелев.

— Так за каким дьяволом вы прете на Челюскин? — громогласно рявкнул Чечин.— Я-то тренирован, а вы салаги, утонете в ледяной воде как цуцики! — Все дружно рассмеялись. В голосе Виктора было больше шутливых ноток, чем протеста, тем не менее Черевичный ответил:

— Дорогой Виктор Степанович, мы ценим твой опыт. Здешняя бора только слабое подражание новоземельской. Сотни раз мы приходили сюда, а зимой даже садились на лыжах. Так, чуть потрясет, и все. До горного хребта ведь около сотни километров, ветер, пока достигает побережья, теряет всю силу и не представляет опасности. Не так ли. штурман?

Спор затянулся. По существу, это был обмен знаниями, которых не найдешь ни в одном учебнике. Кроме того, возбужденные воспоминаниями, люди забывали об усталости...

Мы пересекали по диагонали самую широкую часть пролива, доходящую до 130 километров. При плохой видимости нам необходимо было нащупать гористый мыс Морозова острова Большевик, входящего в Северную Землю, и уже от него взять курс на Челюскин. Точная привязка маршрута к опознанным ориентирам — основное требование в ледовой разведке, же ткое и обязательное.

— Внимание! Через три минуты мыс Морозова,— сообщил я.

Споры сразу прекра.члись. Молчаливо, до боли в глазах вес мы всматривались вперед, и только Саша Макаров, пристегнутый ремнями к своему сиденью, невозмутимо стучал ключом Морзе, требуя очередную сводку погоды. Черная громада мыса вскоре проступила в серой мгле. Вершина скрывалась в облаках, казалось, не самолет, а эта почти отвесная стена неслась на нас, стремительно, с нарастающей скоростью, и, когда наконец на ее фоне ясно обрисовался морской навигационный бело-черный знак, Черевичный спокойно в глубоком вираже отвернул машину.

— Курс! — сдержанно запросил он.

— Сто девяносто пять! Ветер попутно-боковой, путевая — двести сорок пять километров. Челюскин будет через тринадцать минут,— доложил я.

— Благодарим, штурман, за точный выход на мыс.

Сброшенный тюк с почтой лег у ажурной металлической башни ветрового электродвигателя. Ветер потащил его к береговому обрыву, за которым вздымались гряды высоких торосов. Несколько человек бросились за ним пытаясь перехватить. Секунды — и все осталось позади, в белой мгле.

- Поймали? — спросил Черевичный, переживая за почту.

— Саша уже запросил, но радист ответил, что ему из окна радиорубки ничего не видно, все под снегом. Как

только узнает — передаст. Разворачивайся вправо. Курс — двести шестьдесят.

Идем проливом на юго-западный мыс острова Большевик, а оттуда — на Русский, где и закончим разведку

— Пусть Саша возьмет прогнозы и фактическую погоду Джарджана, Тик-си, Чокурдаха.

— Иван Иванович, Тикси исключено, там без изменения. Ближе всех — Усть-Таймыр...

— Куда садиться, будем решать по получению сводок.

Однако тактические соображения ледовой разведки требовали, чтобы мы произвели посадку в Тикси или в Джарджане — исходных позициях, откуда наиболее выгодно начинать новую разведку для идущих караванов. Спор решала погода. И когда при подходе к острову Русский Саша зачитал нам новые сводки фактической погоды, его слова были встречены бурными возгласами радости. «Тикси, Джарджан закрыты штормовой погодой. Чокур-дах — ясно. Вас принимает. Усть-Таймыр на связь не выходит».

— Пойдем на Чокурдах через Усть-Таймыр. Необходимо узнать, почему он молчит, может быть, там что-то случилось... — со скрытой тревогой в голосе заявил Черевичный.

— Не думаю, Иван Иванович. Их там трое всего. Точка временная, и радист молодой. Возможно, не ладится что-то с рацией.

Над островом Русский стояла хорошая погода. Из жилого дома, занесенного снегом до труб, вышли зимовщики и помахали нам шапками. Сбросив им почту и поприветствовав качанием машины с крыла на крыло, взяли курс на Усть-Таймыр.

Передав управление второму пилоту, Черевичный вышел в штурманскую, где на большом столе лежала развернутая карта с нанесенными условными знаками состояния ледовой обстановки.

Штурман Валентин Аккуратов.

— Здорово! Прямо-таки живопись... Сколько же километров мы прошли?

— Три тысячи пятьсот двадцать. Из них четыреста сорок, когда лед не был виден из-за тумана.

— Вижу. Обозначено желтой штриховкой.

— Наверняка ученые Арктического института не преминут напомнить, что одиннадцать процентов даем брака.

— Брака? Да вывод каравана в сотни раз перекрывает эти проценты! — вскипел Черевичный.— И погоду не мы выбирали, так что, штурман, не горюй.— Озорно блеснув глазами и на ходу разминая уставшие от долгого сидения суставы плеч, он двинулся на камбуз, откуда вскоре послышался звон посуды.

— Чего это он? Проголодался, что ли? — спросил Виктор, спускаясь из своего отсека в навигаторскую.

— Восемнадцать часов высидел. Вот и шумит.

Высокий, худой и нескладный Виктор Чечин напоминал Дон-Кихота: с открытой душой и добрым сердцем, он постоянно сражался с «мельницами», попадая в нелепые истории. Но дело свое знал в совершенстве. Помню, как-то в конце очередной навигации, после проводки последнего каравана рассыпалась сложная фигурная шестерня в схеме изменения режимов винта гидросамолета «Консолидейтед». Выход был один: оставить машину на зимовку в устье реки Лены, а самим на собаках и оленях добираться до Якутска. Но... Виктор за трое суток из куска стали вручную выточил эту злополучную шестерню, которая позволила нам долететь до Москвы.

— А мне кажется, командира вывел из равновесия твой желтый карандаш. Мог бы и не покрывать карту этим цве

Г Mi

L