Вокруг света 1984-10, страница 26

МИХАИЛ ЛЯХОВ, полковник

шшсь

ВЕШ08 ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

СДАЮТ В ОКТЯБРЕ

носил вслух, старик, видимо, сотни раз говорил самому себе за годы изгнания с родного острова. Годы, переполненные отчаянием, растерянностью и беспомощностью перед тем, что произошло. Тихий, бесстрастный говор, смуглое лицо и белые курчавые волосы.

— Диего-Гарсия напоминает узкую подкову, держащуюся на поверхности в середине Индийского океана. Внутренняя бухта, охваченная полоской песка, только в одном месте сообщается с океаном. Песок едва поднимается над океаном и, когда мы возвращались на лодках с других островков архипелага Чагос, то издали видели, как приближались к нам словно выраставшие из воды кокосовые пальмы.

Старик замолк, затем сказал несколько непонятных фраз, в которых повторялось слово «копра».

— По утрам мы шли работать на плантации, собирать кокосовые орехи. Часть людей оставалась в поселении, они должны были разделы вать орехи, добывать мякоть, из которой после сушки получается коп ра. Два-три раза в год приходил с Маврикия корабль: на нем увозили копру, а нам оставляли рис, масло, куски ткани, из которой женщины шили платья... В лавке мы покупали только кое-что из одежды, немного соли, чай. Кроме риса, у нас всегда была рыба. Мы ловили ее, когда за канчивали работу с кокосовыми оре хами. Иногда по вечерам танцевали на берегу сегу. Наш танец...

Потом к острову подошли большие корабли, нас собрали и сказали: «Американцы пришли, а вам нужно уходить». Я не верил этому, я думал, нас оставят в покое на острове, где мы родились, где похоронены наши отцы и матери, где мы жили так долго... Куда нам податься? На Маврикий? Сейшелы? Или остров Агале-гу? От нас требовали оставить дома, огороды, работу, к которой мы привыкли. Я не хотел уезжать, меня и моих близких насильно погрузили на корабль с последней группой. А потом просто выбросили нас на причале в Порт-Луи. Кому мы здесь нужны? Большинство илуа не умели читать и писать. Мы никогда не видели такого города, как Порт-Луи. Нам ничего нельзя понять в этой жизни, где так много машин. И так мало людей, готовых нам объяснить, помочь или дать работу. Илуа здесь как рыба, выброшенная на песок...

Старик не смотрел уже на нас, он вглядывался в набегающие волны

Ананд поднялся.

— Поехали, может быть, все-таки посетите музей? — предложил он.

Но мне как-то не хотелось вникать в историю птицы додо, давно истребленной...

Порт-Луи — Москва

И а пятый день, пройдя с боями по выжженной земле Псковщины, мы встали на границе Латвии. Мы — это 13-й отдельный гвардейский тяжелый танковый Уманский полк, и в нем наш линейный танк и наш экипаж: всегда аккуратный и собранный механи к-водитель техник-лейтенант Михаил Коломиец, любивший иногда побравировать командир орудия, веселый сержант Борис Вовк и скромный, исполнительный заряжающий старшина Семен Рогов. И я — командир танка, самый молодой в экипаже: тогда, в июне сорок четвертого, мне не было еще и двадцати лет.

Мы встали перед неширокой, но глубокой речкой. Пока саперы наводили переправу, мы отошли в лес и вдруг недалеко от дороги натолкнулись на заросшие бурьяном легкие танки. Они напомнили трагический сорок первый, тех, кто первым принял на себя вероломный удар врага; те танкисты вели свои машины по лесам и болотам, а потом были вынуждены вывести их из строя и оставить здесь...

Кругом болота. Словно привязанные к дорогам, так и прошли мы за наступающими войсками, по свежим следам недавних боев, около двухсот километров, и только 26 июля утром северо-восточнее города Резекне вступили в бой.

Нам во взаимодействии с мотоциклистами предстоял прорыв вражеского оборонительного рубежа под названием «Коричневый» — последнего перед пятидесятикилометровыми Луба некими болотными топями. Четвертая рота капитана Петра Игленкова выделена в головную походную заставу. Наш первый взвод лейтенанта Бориса Захарова — разведывательный дозор, которому приказано вызвать огонь на себя, чтобы заставить врага обнаружить огневые точки.

Борис Захаров решил на максимальной скорости подойти по дороге к опорному пункту на дистанцию прямого выстрела, подавить огневые средства противника, а затем ворваться в хутор.

Заняв свое место в голове колонны, наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Зенитных пулеметов на танках в то время не было — их начали устанавливать несколько позже. От вида пикирующих самолетов и падающих бомб, каждая из которых, казалось, нацелена только в тебя, мне стало не по себе, и я закрыл люк. В эфире отчетливо звучит раскатистый голос Тимофея Дорохова — командира танка командования полка: «Рубины»! Я — «Победа»! Вперед!» Это — приказание командира полка нашей роте.

Самолеты уходят. Еще не успели рассеяться тучи дыма от бомб, как по на-

24