Вокруг света 1984-10, страница 40

Вокруг света 1984-10, страница 40

портиться начала, прилетела У рун Кири к гнезду, а в лапе у нее небольшая утка. Кормежка на этот раз затянулась. Почти тридцать минут находилась в гнезде. Птенцы от корма отворачиваются, отдыхать укладываются. Досыта наелись, а У рун Кири все кусочки предлагает. Держит в клюве, сама не ест, покрикивает, не раскрывая клюва, да требовательно, будто лает. И птенцы нехотя, но утку подъедают.

И тут вдруг на скалу вторая белая птица села. От удивления я даже про фотоаппарат позабыл. А челиг — это был он — не дождался самки и сам с куликом на гнездо прилетел. Всего секунд тридцать на скале посидел. Разобрался во всем и так вместе с куликом и улетел. В жизни у белых кречетов настал новый этап: к кормлению птенцов подключилась и самка. Вдвоем теперь будут добы вать пищу родители, и креченята начнут подрастать не по дням, а по часам.

...Четыре часа прошло моего бодрствования в палатке. Ветер не унимается. Достиг, по всей вероятности, ураганной силы. Оставаться в палатке становится просто страшно, а У рун Кири не появляется. Птенцы ведут себя на удивление спокойно. Спят, ни разу не пискнули. И мне становится ясно: не зря вчера их так усиленно кречетиха кормила. Знала, что погода испортится, а при сильном ветре соколам трудно охотиться. Все птицы прячутся.

Я выбираюсь из палатки: хватит, нечего больше сидеть, съемка сегодня не состоится. Начинаю спуск по склону и вдруг слышу сзади хлесткий щелчок. Оборачиваюсь и вижу, как, описывая дугу, летит на меня огромный камень. Удача и на этот раз находилась рядом со мною. Не услышь я щелчок, не обернись, не увернуться бы мне. Взбил он внизу пыль, а на шум в тот же миг У рун Кири явилась. До чего же сегодня она была хороша! Будто раньше я ее в домашнем халате видел, а сегодня она в строгий наряд по случаю торжества принарядилась.

Перья вытянулись, к телу прилегли; крылья сузились, по-соколиному назад за ломились, на ветру стоит, будто играет, крыльями почти не шевелит. Осмотрела сверху все, поняла, что волноваться нечего, и, скользнув на крыло, стремительно унеслась прочь. Видел я, как опустилась она на кочковатый склон оврага, села в затишье, хорошо заметная издали на рыжем склоне. Вся на виду. Тут ей прятаться не от кого, нет у нее врагов.

А я, закрываясь от ветра, побрел к избушке егерей. Свидание состоялось. И хотелось верить, что белые кречеты всегда будут привольно жить в колымской тундре

Едома — Походск

ЗНАМЕНИЕ?

ННМ аннибал задумчиво смотрел на Н стремительно темнеющее небо. I Щ Впервые в его сердце заползала BiH тревога. Черные грозовые облака, низко гонимые усиливающимся ветром, надвигались на перевал. Последний перевал, когда завершится необычайно трудный ночной переход карфагенского войска через горы, чтобы внезапно напасть на римлян. С выступа скалы Ганнибал с возрастающей тревогой смотрел на воинов, неровной цепочкой двигавшихся мимо, утомленных и обессиленных от длительного тяжелого марша. В уже накрывшей их тревожной тьме грозовой ночи слух полководца теперь улавливал лишь

редкое бряцание оружия. Внезапно ветвистая молния расколола небо, и ударили сухие оглушающие раскаты грома, заставившие Ганнибала прижаться к скале. Но в сгустившейся/ ослепляющей темноте вдруг вспыхнул огонь. Полководец вздрогнул. Белые разрастающиеся языки пламени лизали острие копья застывшего от страха воина. Движение прекратилось, и в тот же миг начали, вспыхивая, с шипением светиться копья других воинов, мятущимися огнями обозначая тропу, на которой замерли карфагеняне. Один из них, обезумев от страха, пытался сбить огонь, но тот, словно в насмешку, перекинулся на гребешок шлема. Ропот, затем крики ужаса: «Холодный огонь!», «Небесный огонь...» — потонули в но-

ТЕ

А. ГЛАЗУНОВ, наш спец. корр.

A\i*iiH(c ir race ihih шке

(CiriyiriHIfllKlfl

38

1Г|р(ОЗШЭ«