Вокруг света 1984-11, страница 39

— Кестер!

Стуча сапогами, прибежал фельдфебель.

— Вам надо помочь кое-что погрузить, положите пока оружие,— сказал Колецки.

Солдаты выстроились в коридоре.

— Пойдемте со мной, майор. Сюда, в эту комнату.

Последнее, что увидел майор,— польского офицера и сноп огня — огромный и желтый, выбивающийся из автоматного ствола. В коридоре люди в польской форме расстреливали немцев.

— Скорее в лес,— крикнул Поль.

...Колецки остановил машину на городской площади. Улицы были пусты, только у костела покосился подбитый вездеход.

Колецки закурил. Прислушался к канонаде, достал пистолет, обошел машину и выстрелил шоферу в голову. Открыл дверцу, и труп вывалился на мостовую. Колецки сел за руль и развернул машину.

...Старшина Гусев прощался с заставой. Везде, начиная от свежевыкрашенного зеленой краской дома и кончая посыпанными речным песком дорожками, чувствовалась заботливая рука старшины.

Гусев огляделся. Сопки, поросшие дальневосточной елью, кедрачи у ворот.

Медленно шел по двору, привычно-фиксируя наметанным глазом мелкие недостатки и упущения.

— Дежурный! — крикнул Гусев.

К нему подбежал сержант с красной повязкой на рукаве.

— Слушаю вас, товарищ старшина.

— Почему пустые бочки от солярки не убраны?

— Не успели.

— Надо успевать, служба короткая, а дел много.

— Слушаюсь! — Дежурный повернулся и пошел выполнять приказание, думая о том, что старшина остается старшиной даже в день отъезда с заставы.

Гусев отправился на конюшню. Высокий, туго затянутый ремнем, не старшина, а картинка из строевого устава.

В тридцать шестом на плацу вручили ему петлицы с одним треугольником, так стал он отделенным командиром. А через год, в тридцать седьмом, за лучшие показатели в службе и учебе прибавил Гусев на зеленые петлицы еще один треугольник. Потом стал старшим сержантом. А на сверхсрочную остался уже старшиной. Десять лет накрепко связали его с дальневосточной заставой. Здесь был его дом, все личные и служебные устремления. Началась война, и граница, и до этих дней неспокойная, полыхнула прорывами банд, диверсантов-одиночек, контрабандистов.

На западе шла война, а у них тревоги по три раза на день. За ликвидацию банды семеновских белоказаков получил старшина Гусев медаль «За боевые

заслуги». Вот теперь самое время поехать в отпуск, но отзывают его на западную границу.

Старшина шел прощаться с конем. Почувствовав хозяина, Алмаз забил копытами, заржал призывно и негромко. Гусев достал круто посоленный кусок хлеба, протянул коню.

Алмаз жевал, кося на хозяина огромный фиолетовый глаз, а старшина, прижавшись щекой к теплой шее коня, гладил его по шелковистой шкуре и повторял:

— Ничего, Алмаз. Так надо, Алмаз. Служба у меня такая.

Поезд нещадно трясло на стыках, старые вагоны скрипели, подпрыгивали, и иногда казалось, что они вот-вот развалятся.

Поезд шел на запад по вновь восстановленной железнодорожной колее. Вернее, не шел, а крался, опасаясь налета немецких самолетов. И хотя бомбежки стали уже значительно реже, все равно в центре состава стояла платформа со спаренными пулеметами.

Капитан Тамбовцев лежал на жесткой полке, положив под голову скрученную шинель и полевую сумку. Других вещей у него не было. Да и какие вещи могут быть у офицера при его военно-полевой службе? Все, что нужно ему, поместилось в вещмешок, заброшенный под полку.

В сороковом году лейтенанта Тамбов-цева назначили офицером штаба одной из погранчастей НКВД. Потом началась война. Да, много чего было потом. И задержание диверсионных групп в тылу, и обезвреживание маршрутной агентуры абвера и СД.

Тамбовцев лежал на полке и никак не мог уснуть. В Москве он, кажется, выспался за всю войну сразу. Его вызывали туда пять дней назад. Он прилетел в столицу из Молдавии, где его полк нес службу по охране тыла.

— Поедешь на западную границу,— сказал ему в управлении полковник Губин.— Туда, где служил раньше, на должность старшего помощника начальника штаба отряда. Обстановку, Тамбовцев, знаешь сам. Сейчас на территории освобожденной Польши создан Корпус национальной безопасности. Там работают коммунисты. Поддерживай с ними связь. Помни и другое — наш человек жив. Помогал фронтовым чекистам. Живет там же. Ждет тебя. И третье — тебе придется столкнуться со многими неожиданностями.

— Что вы имеете в виду, товарищ полковник?

— Несколько странно ведут себя наши союзники. Есть данные, что они хотят воспользоваться немецкой агентурой... На, смотри,— полковник выложил на стол фотографию.

Тамбовцев взял немного нечеткий снимок. Два человека стояли, видимо, на берегу реки. Один в шляпе, низко надвинутой на глаза, опирался на трость, второй был схвачен объективом

в профиль. Тяжелые нависшие надбровья, нос чуть с горбинкой, мощный подбородок.

— Сняли в Швейцарии. Фотографировал наш человек с велосипеда, поэтому немножко нерезко. Этот,— полковник ткнул карандашом в человека в шляпе,— сотрудник отдела М-5 Интел-лидженс сервис капитан Уолтер Берне. Его собеседник — оберштурмбаннфю-рер СС Колецки. Вот их служебные фотографии. Смотри. Берне работает в отделе, занимающемся Польшей, следовательно, и Западной Белоруссией. Колецки один из бывших руководителей службы безопасности в Белоруссии. По каналам разведки приходят сообщения, что немцы постоянно ищут контактов с нашими союзниками.

— Значит, пушки этой войны еще не отгремели, а союзники уже готовят агентуру на будущее?

— Так-то вот получается! — усмехнулся полковник и, прощаясь, пожал руку подчиненному.— Надо быть готовыми ко всему.

Лошади шли медленно. Колецки почти лежал, прижавшись к шее коня, но все равно упругие ветки больно били его в темноте по лицу. И чем дальше, деревья, едва угадываемые в темноте, сходились плотнее и гуще.

По крупу лошади хлестнула ветка. Ударила так сильно, что Колецки натянул поводья, сдерживая животное. Лес кончился, и сразу стало светлей.

Он поднял голову. На небе сквозь разорванные тучи на короткое мгновение выпрыгнула луна.

— Слезайте, пан полковник,— сказал проводник.— Дальше пойдем пешком.

Колецки соскочил с седла, прошелся, разминая ноги. Ночь словно отступила, глаза отчетливо различали светловатую полосу дороги, пересекавшую поле.

— Пойдемте, пан полковник.— Проводник зашагал вперед. Они вышли к маленькому городку. У него не было окраин. Их заменяла огромная свалка мусора.

— Попремся через эти кучи? — спросил Колецки.

— Придется, пан полковник. Держитесь за мной. Я знаю тропинку. Осторожно, здесь много битого стекла и жестяных банок.

Колецки шел за проводником, чертыхаясь про себя. Они миновали свалку, перелезли через забор, прошли какой-то сад и очутились на темной улочке с двухэтажными домами. Колецки на всякий случай расстегнул кобуру.

— Не беспокойтесь, пан полковник, русских здесь нет,— сказал проводник,— а народная беспека и милиционеры по ночам не выходят на улицы. Ночь — наше время.

Они свернули в щель между домами, настолько узкую, что казалось, плечи задевают за дерево стен. Колецки предпочел бы зажечь фонарь, но понимал, что этого делать нельзя.

Наконец проводник остановился.