Вокруг света 1984-12, страница 21

предложить клиенту на выбор сразу несколько каллиграфических стилей; древний классический куфй или изящный, аккуратный наск, размашистый мухаккак или вертикально вытянутый шрифт тульт...

Трудно сегодня представить профессию более диковинную, нежели писарь,— грамотность в нашем веке сделалась жизненной необходимостью всякого государства. Пришедшая к независимости почти полностью неграмотной Сирийская Арабская Республика за сравнительно короткий срок добилась в области образования ощутимых успехов: в четырех крупнейших городах открыты университеты, принят закон о всеобщем (бесплатном) начальном образовании, каждый год за парты садится около двух с половиной миллионов школьников — четверть всего населения. Тем не менее в стране все еще немало людей, чье образование попадает в категорию, обтекаемо именуемую «до-начальное». А как человеку, за плечами которого лишь два-три класса, а то и ни одного, прожить без помощи писца на Востоке, где весомость и убедительность послания определяются его витиеватостью, а затейливость почерка говорит об уважении к адресату?

И сидят по всей Сирии, перебирая испачканными чернилами пальцами зернышки четок, у министерств и департаментов, контор и офисов скромно одетые, сутуловатые люди в очках. На раскладных столиках перед ними нехитрый канцелярский инвентарь: стопка писчей бумаги, дырокол, папки-скоросшиватели. Клиенты обычно не сразу подходят к первому свободному писцу, а долго ходят поодаль, приглядываются, кому лучше доверить свои проблемы. Моя проблема — получение сирийских водительских прав. В Сирии международные правила движения не действуют, но, предъявив советское водительское удостоверение, можно избежать нудной процедуры экзамена. Для этого все. необходимо верно оформить... Писец сочувственно выслушивает мою просьбу, качает головой: мол, не простая задача, не простая. Задумывается, наморщив лоб. И вдруг — о радость! — чело его светлеет, задана^решена. Он делает взмах руками, сразу становясь похожим на берущего аккорд пианиста, и на лист справа налево ложатся первые строки прошения: «Высокочтимый господин такой-то, сын такого-то, да пребудут в Вашем доме мир и благополучие...» Через полчаса, рассчитавшись с писцом, я становлюсь владельцем целой папки бумаг, должным образом составленных, подшитых, скрепленных марками госпошлины; все это должно убедить местную ГАИ в моей водительской состоятельности. Правда, заказ выполнен не от руки, а напечатан, но таково уже веяние времени, виртуозов пера превратившее в виртуозов пишущей машинки.

Тем не менее искусств9 каллиграфии не забыто. Если клиенту требуется не официальное письмо, а послание сугубо личное: допустим, нужно открыться

возлюбленной, но рука его не в силах передать страдания раненого сердца,— что ж, тогда писец освободит стол, решительно переместив машинку прямо на землю, достанет лист самой лучшей бумаги, белой, как сахарная пудра, и безупречным каллиграфическим почерком создаст пером шедевр любовной арабской лирики.

В успехе послания нет нужды сомневаться — писец подберет именно те слова, что необходимы. Кому, как не представителю тридцатипятивековой профессии, призванной в буквы превращать сшггения души человеческой, знать все ее струны?

ТОПОЛЯ в ПУСТЫНЕ

На карте зигзаг автодороги Дамаск — Пальмира — Халеб — Ракка, пересекающий всю центральную Сирию, выглядит заманчиво. Мы едем по этому маршруту уже семь часов. Ландшафт на редкость монотонный: сверкающая лента бесконечного шоссе, налепленная на рыжую спекшуюся землю, отдельные шахматные квадратики крестьянских полей, которые и полями-то назвать трудно — скорее огороды, вспаханные на мулах и засеянные вручную, из куля; да редкий придорожный островок «бараньего сука», куда бедуины сгоняют на продажу отары — вот и вся, пожалуй, дорожная экзотика. Только города на пути вносят некоторое разнообразие. Невозможно не выйти из машины и не прикоснуться ладонью к древним камням Пальмиры или не полюбоваться величественной архитектурой Халеба, второго после Дамаска города Сирии. А потом — снова редкие на выжженном пустынном фоне глиняные мазанки феллахов и черные бедуинские щатры...

И вдруг из бескрайней этой пыльной унылости выплывает как мираж и бежит рядом с дорогой совершенно неожиданная здесь, даже неуместная вроде бы на первый взгляд бетонная стена. Озадаченные, едем дальше — и еще больше поражаемся, когда таинственная стена сменяется тополиной рощей, совсем уж странной для пустыни.

«Ну вот, почти приехали»,— говорит наш сопровождающий из министерства ирригации САР, сворачивая на дорогу, уходящую в деревья. И объясняет: за густыми тополями лежат сельскохозяйственные угодья, принадлежащие государству, а бетонный забор — вовсе не забор, а поливочный лоток, по которому из далекого Евфрата бежит вода на поля площадью в двадцать одну тысячу гектаров. Значит, мы действительно прибыли куда ехали — в госхозы с названием «21 тысяча гектаров земель массива Мескене».

За поворотом нас встречают «абу-аль-ард» — «отцы полей». Так уважительно величают крестьяне директора Управления госхозов Мескене Зияда Кейси и Константина Мадаминовича Хасанова, руководителя группы советских специалистов, оказывающих гос-хозовцам постоянную техническую и

консультативную помощь. «Отцы полей» с гордостью показывают свои обширные угодья. Зияд Кейси вспоминает, с чего все начиналось: с участка в 4 тысячи гектаров, которые полностью и безвозмездно подготовил на Мескене к освоению Советский Союз. База оказалась доброй — госхоз, так и названный «Дарственным», вырос, окреп, сделался ведущим государственным хозяйством Сирии.

— Обратили внимание, что вокруг нас творится? — говорит Хасанов.— Так вот, и здесь пять лет назад была точно такая же пустыня.-А теперь какой хлопок снимаем! А пшеницу какую? — Он подводит нас к свекольному полю, подымает с межи корнеплод величиной с хороший арбуз.— Видали такую свеклу? До 25 килограммов растет, с гектара убираем по 250 центнеров. А тополя при въезде видели? Три года назад сажали саженцы для бумажной промышленности. Вон какие красавцы вымахали — по три-четыре метра! Сердце кровью обливается рубить их. Одно утешение — года через два не хуже будет. Здесь все растет как на дрожжах — кукуруза, вика, люцерна, виноград. Только воду земле давай — и руки хорошие...

Воду земле дали. При содействии советских специалистов в 1979 году была построена и пущена крупнейшая на Ближнем Востоке насосная станция, перекачивающая 36 кубометров ев-фратской воды в секунду, а в начале 1982 года, года двадцатипятилетия советско-сирийского сотрудничества, было завершено строительство иррагаци-онной системы для госхозов Мескене «21 тысяча гектаров».

А руки... С этим, рассказывает Хасанов, вначале было непросто. В госхоз первое время шли неохотно: сказывалось извечное крестьянское недоверие к новшествам — к тому же еще активно подогреваемое ^частником-кулаком. Но месяц сменял месяц, а госхоз, несмотря на прогнозы пессимистов и надежды противников, не разваливался. Напротив, на поля прибывала все новая техника, завозились высокоурожайные сорта сельскохозяйственных культур. Заработки у работающих в госхозе оказались гарантированными, чего на частных п,олях никогда не было. Более того, доходы крестьян-госхозовцев росли вместе с урожаями, а льготы для тех, кто оформлялся на постоянную работу, делались все ощутимее. Пораскинув так и эдак, почесав в прикрытом платком-кяффией затылке, феллах понял, где все-таки лучше. И дефицит рабочей силы в хозяйстве начал исчезать. Оказалось, что вопреки распространенному мнению живущие в этой части Сирии «дети пустынь» — бедуины не такие уж приверженцы кочевой жизни и при наличии надежного постоянного места работы с удовольствием переходят на жизнь оседлую.

По мере того как развивается «Дарственный» и другие госхозы Мескен^, менялся и уклад жизни местны-х жите

19