Вокруг света 1985-05, страница 17

Немец обстреливал нас тяжелыми минометами, а мы поддерживали пехоту. Вы с танками ночью ушли в Берлин, а мы утром похоронили товарищей в палисаднике дома и пошли вслед за вами. Помню, навстречу нам из Берлина шли тысячи людей — французы, датчане, наши, угнанные на работу в Германию...»

За обедом Алексей Дмитриевич, кажется, немного расслабился и все время спрашивал меня, нравится ли его борщ. И когда вместо ответа я попросил на второе тоже борща, он совсем остался довольным. Но как бы хозяин ни старался на время обеда не думать о войне, мысль о ней не оставляла старого солдата, нет, нет да и возвращалась к нему по какому-то своему загадочному кругу.

— Вы знаете,— говорил он,— вроде бы прошло сорок лет, но с такой ясностью вдруг всплывают в памяти новые детали уже не раз мысленно пережитых событий... Говорили, что Баранюк с танками уже у оперного театра. Мы с пехотинцами продвигались следом, все дальше и дальше... По-прежнему оберегали танки от фауст-ников. Порой трудно было разобрать

ся, откуда немец бьет. Автоматчики майора Шишкина очищали дом за домом. Первый этаж возьмут, фашисты устраиваются на втором; командир батареи Афонин просит по связи дать огоньку. Наши на третьем этаже — мы бьем по четвертому. И так дом за домом улица за улицей мы вышли вскоре к Шпрее...

30 апреля пронесся слух, что идут бои за рейхстаг. Мы были уже в полутора километрах от него, у какой-то станции метро.

Вот шли уличные бои... В какой момент или день вы лично почувствовали, что кончилась для вас война? — спросил я.— А если быть точнее, когда именно ваше орудие умолкло?

— 1 мая. Здесь же, у входа в метро,— не задумываясь ответил Баранников.— Из метро выходили фашисты, бросали оружие. По сторонам стояли наши автоматчики, а на лотке моего орудия лежал снаряд, на всякий случай.

Ближе к полудню ко мне подошел с группой офицеров подполковник Дульцев. Я встал, поприветствовал. А подполковник говорит мне: «Баранников, вот товарищи корреспонденты приехали из Москвы, хотят написать книгу «Падение Берлина». Мы начали

знакомиться, и слышу — один назвался Алексеем Сурковым. Затем он протягивает мне блокнот: «Напишите сюда несколько слов»,— сказал он. И я написал: «Первомайский приказ вождя мы читали под гул артиллерии, при треске пулеметов и мысленно были там — в сердце нашей Родины. В Москве — парад, а здесь мы завершаем войну. Сержант А. Баранников».— Сказав это, Алексей Дмитриевич добавил: — Потом книга вышла под названием «Штурм Берлина», на странице 446-й вы найдете и мой слова, и мою подпись.

Алексей Дмитриевич извлек из своего архива несколько фотографий и передал их мне.

Вот, смотрите, каким я был в то время. Снимался в Берлине.

Я рассматривал пожелтевшие, потускневшие фотографии сорокалетней давности и, выбрав одну, попросил дать ее мне в память о нашей встрече. Ту, на которой Алексей Баранников сидит перед фотографом с непокрытой головой, в старинном кресле; на правой стороне груди — орден Отечественной войны, на левой — Славы и медаль... Сидит важно и гордо, как подобает победителю.