Вокруг света 1985-05, страница 14

стояла другая задача: к исходу дня овладеть городом Калишем.

Пройдя три километра от городка, командир головного танка увидел дома небольшой деревни. Не успел он об этом доложить, как из деревни открыли огонь. Баранюк уже ехал в своем «виллисе». Он приказал танкам и нам, артиллеристам, быстро развернуться влево и вправо от дороги. Начался тяжелый бой. Мы слышали, что бой идет и там, в тылу, в городке, который только что прошли без единого выстрела. Его вела одна из стрелковых частей, шедшая за нами, и еще наш 3-й танковый батальон, оставленный комбригом для охраны идущих следом тылов... Нам стало понятно, что фашисты решили пропустить нашу танковую бригаду через городок и, ударив с двух сторон, с тыла и фронта, уничтожить. Но из этой затеи ничего не получилось. Пехота с танками нашего 3-го батальона разгромила там немцев и подошла к нам на подмогу... Здесь, под деревней, на подступах к Калишу, бригада добилась важного успеха.

На этих словах Алексей Дмитриевич закончил рассказ. Взяв у меня письмо, опустился на стул и, полистав тетрадные страницы, остановился на одной из них.

— Вот,— сказал он,— здесь, в. боях за Калиш, был случай, поразивший нас, солдат. Об этом я напоминаю в письме комбригу.

Он вернул мне письмо, указал на абзац, содержание которого я сразу вспомнил. При первом знакомстве с письмом я отметил этот эпизод для себя, характеризующий Василия Ники-форовича Баранюка как спокойного, хладнокровного командира. Но не понял, к какому периоду войны он относится.

— Читайте вслух,— попросил Алексей Дмитриевич, не скрывая своего волнения.

— «Особенно запомнились вы в том бою, когда наши минометчики попали в беду и вы приказали нашему командиру батареи Афонину оказать им помощь. Бой был тяжелый, он шел целый день.

Бойцы капитана Долинского поставили минометы рядом с домом, в котором оказались фашисты. Несколько минометчиков было убито сразу, остальные, немного отступив, залегли и, ведя огонь из автоматов, не давали возможности немцам подойти к минометам. Нам пришлось выкатить орудие на шоссе и прямой наводкой выбить немцев, чтобы дать возможность минометчикам вернуться к минометам. Вести огонь было тяжело: во-первых, мешал сильный туман — в панораму хоть не смотри, во-вторых, орудие на асфальте прыгало, как коза. Я до сих пор ношу на губе след от удара прицелом. Приказ ваш .мы выполнили. Съехали вниз, и тут я увидел: вы сидите в «виллисе», стоящем за танком, и читаете газету. А

кругом свистят пули, рвутся снаряды. Идет тяжелый бой...»

— Если быть точнее,— прервал мое чтение Алексей Дмитриевич,— дело было так: я остановил взгляд на машине комбрига и, увидев его за чтением, тихонько толкнул в спину командира орудия сержанта Алимова. «Сережа, посмотри на комбрига»,— говорю, а он нехотя перевел взгляд и сказал с улыбкой: «Одним словом — Баранюк!»

В следующую минуту комбриг уже давал указание кому-то из командиров танков — видел потом, как офицер приложил руку к головному убору, быстро залез на танк. Скоро танк скрылся в густом тумане.

Алексей Дмитриевич встал, ушел в кухню, а когда вернулся, заключил:

— Чтением газеты во время боя он как бы говорил: «Спокойно, ребята, спокойно. Все будет по-нашему». Так и стало ведь.

Слушая Алексея Дмитриевича, я вспоминал свою недавнюю встречу с другим ветераном 108-й танковой бригады — москвичом Парфеновым Анатолием Ивановичем. Постепенно обнаруживал теперь в воспоминаниях хозяина дома те же самые чувства и нотки, которые сквозили и в словах Парфенова, и особенно когда Анатолий Иванович рассказывал, как перед наступлением, тоже за Вислой, его вызвал к себе комбриг Баранюк. «Ну вот что, Парфенов,— сказал тогда, глядя на него в упор, полковник,— кончится война, и я тебя отправлю учиться на борца. А сейчас иди в распоряжение третьего танкового батальона».

— Я смутился,— говорил мне Анатолий Иванович.— Думаю, кончится война, надо остаться еще живым... Но вот так Баранюк поднимал дух, мог сказать что-то такое...

Анатолий Иванович назначил мне встречу на центральном стадионе «Динамо», у зала борцов. Меня нисколько не удивило это. Просто я уже знал, что после войны Парфенов на самом деле стал спортсменом, борцом, а в 1956 году в Мельбурне завоевал золотую медаль олимпийского чемпиона по классической борьбе. Сейчас же он работает старшим тренером в спортивном обществе «Динамо».

Парфенов показался мне человеком крепким и нестареющим. Порывистый в движениях, он так же порывисто стал говорить о войне. В нашей получасовой беседе его воспоминания укладывались в отдельные эпизоды, похожие на яркие вспышки.

Излагал он их быстро, скороговоркой, будто хотел поскорее покончить с этим разговором, неожиданно вклинившимся в его тренерское расписание. Но, закончив рассказ одного эпизода, тут же выхватывал из тайника солдатской памяти другой случай,

поразивший его в то далекое и недоброе время; например, как танки бригады пробивали путь корпусу на оперативный простор.

— Вот я первый раз увидел танковую атаку,— тут Анатолий Иванович не забыл пояснить мне, что до сих пор обычно сам ходил в атаку и со стороны не видел, как выглядят танки в бою.— Стоим, значит, за холмом, рядом со своими машинами, а у них там, у немцев, зенитные орудия и «тигры» в капонирах. Капониры — это ямы для танков, входят они туда, и тогда только башни торчат. Пошел вперед батальон Степаненко. Сначала была тишина, и вот немец подпустил его метров на триста и открыл огонь. Атаки не получилось. Не пройти в лоб... Командир корпуса генерал Кириченко и комбриг Баранюк стоят на холме в окопе по пояс, открытые всем пулям. Баранюк вызывает к себе командира батальона Филимоненкова, дает ему указание пробиться левее. Тот, в свою очередь, вызывает ротных. «Двигаться на полном ходу»,— ставит он задачу. И мы пошли. Два-три танка подорвались на минах: один танк подорвется, второй обходит, несется дальше. А тут сбоку начали бить зенитки... Прорвали, значит, мы ихнюю оборону. Потом за нами пошли и другие части корпуса.

Я спросил у Алексея Дмитриевича, не помнит ли он Анатолия Ивановича Парфенова, механика-водителя тридцатьчетверки. ,

— Нет,— задумчиво ответил Баранников,— не встречал.

— Правда, он начинал войну в пехоте, с Курской битвы,— сказал я.— Потом форсировал Днепр и даже с несколькими бойцами удерживал высоту до прихода своих. Получил орден Ленина... А к вам в танковую бригаду пришел уже в Польше, прямо из Горького на новых танках. Участвовал в боях за Лодзь, Калиш,— выложил я все, что знал о Парфенове.

Алексей Дмитриевич сидел напряженно и, как человек, сосредоточенный на одной мысли, на полях газеты карандашом выводил какие-то геометрические фигуры. Вспомнив, что в письме хозяин писал о командире батальона Филимоненкове, я подсказал:

— Он еще какое-то время был механиком у Филимоненкова.

— Нет! — твердо объявил Баранников, будто освободил себя от тяжелой ноши.— Не вспомню, Филимоненкова знал, но его...

Командира танкового батальона Алексей Дмитриевич действительно помнил хорошо.

И как же было не помнить, когда в тот январский дець 1945 года 9-й танковый корпус, бригада Баращрка, другие части и подразделения Красной Армии вышли к границе гитлеровской Германии. Здесь солдаты остановились и прочли оставленную

12