Вокруг света 1985-05, страница 15

кем-то надпись на фанере: «Вот она, проклятая фашистская Германия».

В этот день наши войска шли настолько быстро, что немецкая авиация сбилась с толку, не знала, кто это идет, чьи войска. И по тому, что самолеты пролетали мимо, можно было думать: наступающие части наших войск фашисты принимали за свои отступающие...

«...Помню, нас повернули на город Целехау, что стоит недалеко от Одера,— писал солдат Баранников.— Наша бригада ворвалась туда, и настолько молниеносно, что немцы не сразу спохватились. В городе работали почта, заводы, электростанция. Немцы гнали пленных на работу, хотя наши танки и мы, артиллеристы, уже входили в город. Потом, когда они очухались, завязался бой. Вот тут-то вы, дорогой Василий Никифорович, приказали третьему танковому батальону майора Филимоненкова быстро идти на мост через Одер, который находился в нескольких километрах от Целехау. Захватить его. И шесть танков, не останавливаясь, понеслись мимо подвод эвакуирующихся, стремительно ворвались на мост... Здесь погиб автоматчик Василий Фетисов, мой школьный товарищ, с которым мы вместе призывались. Прямо на мосту и погиб... Танки перешли через мост и на другом берегу заняли круговую оборону. Но мост оказался заминированным. Как только немцы оправились от шока, они взорвали мост. И наши шесть танков, двенадцать автоматчиков — запомнил только Попова и Зуева — во главе с Филимонен-ковым остались на той стороне. Они сдерживали в день по нескольку атак фашистов. Кончались снаряды. Но мы по ломаному льду переправляли туда снаряды и все необходимое. И когда к ним подходила на помощь пехота, мы получили приказ оставить танки Филимоненкова и идти в район Шней-демюля. Третий батальон потом нас догнал. По-моему, это случилось через двое суток...»

— Майору Филимоненкову и рядовому Зуеву было присвоено звание Героев Советского Союза,— сказал Алексей Дмитриевич, когда я отложил письмо.— Остальные были награждены орденами Красного Знамени и Славы... Зуева через несколько дней перевели из автоматчиков в танкисты. Только вот вскоре он погиб.

Баранников помолчал, а потом неожиданно для меня спросил:

— Скажите, этот Парфенов не был механиком у нашего комбрига? — Алексей Дмитриевич все еще ворошил свою память.

— Кажется, в самом начале,— сказал я,— Василий Никифорович оставлял его у себя. Но ненадолго.

— А он участвовал в Берлинской операции?

— Нет,— ответил я.— Где-то, кажется, уже в Германии, его тяжело

ранило в танковой атаке. В Берлин он вернулся, говорил, после госпиталя. И Победу встретил там. Рассказывал, как въехала на площадь перед рейхстагом «летучка» с большим рупором и объявила, что Германия капитулировала. Отечественная война закончилась...

С этим же вопросом — участвовал ли он в Берлинской операции,— я обращался в Москве к Парфенову. И он посоветовал мне повидаться с бывшим комбригом, Героем Советского Союза Василием Никифоровичем Ба-ранюком.

Генерал-майор в отставке встретил меня сдержанно. Сухощавый, среднего роста, аккуратно расчесанные на пробор волосы, в гражданском костюме, при галстуке, казалось, он был озабочен моим появлением. Но по убранству небольшого журнального стола, к которому он меня проводил, чувствовалось, что хозяин готовился к моему приходу. Мы уселись: я — по одну сторону стола, он — по другую. И пока Василий Никифорович показывал мне фотографии, приготовленные заранее, знакомил со своими боевыми друзьями, меня не покидала уверенность, что беседа будет долгой и подробной.

Но вскоре, словно прочитав мою мысль, он быстро собрал фотографии в стопку и, отложив в сторону, спросил:

— Как вы вышли на меня?

Я объяснил ему, как было на самом деле.

— Что же касается Берлинской операции войск 1-го Белорусского фронта,— хозяин сразу перешел к главному разговору,— то она для нас прошла как бы мощной лавиной, я бы сказал, в тяжелейших боях без передышки. Как в ночь с 15 на 16 апреля, за два часа до рассвета, всколыхнул тишину гул артиллерийской канонады, так и началось... Не успела еще стихнуть артподготовка, а уже лучи прожекторов, фары танков, других машин — всей нашей техники — ослепили разом передний край вражеской обороны...

Улучив момент, я попросил остановиться на подробностях, в частности, на действиях 108-й танковой бригады, которой Баранюк тогда командовал.

Василий Никифорович встал, открыл дверцу шкафа и, перебрав ка-кие-то бумаги, нашел и достал пухлый конверт, пробежав глазами адрес, вернулся и сел на свое место. Но письмо отложил в сторону.

— На чем я остановился? — как бы себя спросил он и тут же продолжил: — Но мы знали: за первой линией обороны вторая, третья, а дальше — особо укрепленный берлинский оборонительный район, включавший три кольцевых обвода — внешний, внутренний и городской. Конечно же, нам, я имею в виду наш 9-й танковый корпус, в частности, нашу 108-ю тан

ковую бригаду, хотелось первыми пробить брешь в этих многочисленных укреплениях. И вот совместно с пехотой 3-й ударной армии наша бригада, наступая в течение шести дней, упорно взламывала сильно укрепленную оборону противника, насыщенную противотанковыми средствами, множеством заграждений, различных препятствий, преград; с тяжелыми боями прошла восемьдесят километров и 22 апреля 1945 года в числе первых ворвалась в пригород Берлина, Мальхов. Затем вела жестокие уличные бои в Берлине. 29 апреля начались бои за рейхстаг.

Василий Никифорович помолчал некоторое время" и встал. Посмотрел на меня лукаво, как человек, приготовивший сюрприз.

— Вот,— протянул он мне письмо,— в нем вы найдете интересующие вас подробности.

Встреча действительно оказалась короткой, но, уже уходя от генерал-майора, проглядывая на ходу письмо, я сразу наткнулся на строки:

«...Это было в боях на Зееловских высотах. Я хорошо помню этот день. 18 апреля 1945 года, на третий день наступления, рано утром к моему орудию подошел подполковник Сте-паненко, недавно назначенный на должность вашего заместителя по строевой и только полу чивший звание подполковника. Свой танковый батальон он, как мне помнится, сдал своему бывшему заместителю.

— Как дела, братцы-артиллеристы? — спросил Степаненко.

— Хорошо, товарищ подполковник! Поздравляем вас с присвоением звания,— сказал я за всех.

— Спасибо, ребята! Набирайтесь силы и духа, скоро Берлин! Напрямую всего пятьдесят километров!

И Степаненко, как всегда приятно улыбаясь, направился к танкам. Не успел он сделать и полета шагов, как был убит. Крошечный осколок шального снаряда попал ему в висок.

Вы, дорогой Василий Никифорович, тяжело переживали эту утрату. Очевидцы рассказывали нам, солдатам, как вы подошли к телу Степаненко, лежавшему на плащ-палатке, встали на колени, взяли в руки его голову и трижды поцеловали. После чего попросили немного спирту, глотнули из фляги, надели шлемофон, сели в танк и крикнули: «Вперед на Берлин! На логово фашистского зверя!»

Подполковника Степаненко похоронили с почестями. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза...»

Далее автор письма вспоминал, как в этот день, вечером, в тяжелом бою был ранен комбриг. Пуля попала в правую ногу. Узнав об этом, рано утром в бригаду прибыл командир корпуса генерал Кириченко. Бригада стояла на лесной дороге, в ожидании, пока посланные вперед подразделения разведают противника, выяснят