Вокруг света 1985-09, страница 17

улки шириной не более метра; торговые ряды под навесами из бамбука, где громоздятся товары в соломенных кулях и бочонки с рисовой водкой. На улицах перед лавками разложены на пестрых тканях морские раковины самых неожиданных форм и расцветок, причудливые поделки из черепахового панциря, бусы из кораллов, стеклянные бутыли, где в спирте застыли ядовитые змеи «хабу» с угрожающе разинутыми пастями. Знатоки утверждают, что подобные настойки помогают от «восьмидесяти восьми недугов», но проверить это трудно, поскольку лечившихся ими мне обнаружить не удалось. Пряно пахнет сандаловыми курениями и специями из бесчисленных харчевен с китайской, индийской, корейской и японской кухней. Прямо на мостовой вам предлагают попробовать печеного осьминога или маринованный акулий плавник, местные блюда из соевого творога, который булькает в огромных закопченных котлах.

Остров этот воистину «тихоокеанский перекресток». Рядом с заброшенным кладбищем с каменными фамильными склепами, напоминающими о культуре континентальной Восточной Азии, высится средневековый японский замок на высоком фундаменте, точно копирующий жилища феодалов где-ни-будь в Осаке или Нагое. Окинавский фольклор полон сюжетов, перенесенных из Юго-Восточной Азии и с островов южной части Тихого океана. Кстати, в Нахе мне довелось присутствовать на древнем языческом празднике, во время которого загорелые дочерна местные юноши в одних набедренных повязках состязались в гонках на каноэ, словно перенесенных из Полинезии...

История Окинавы — это сложная и трагическая судьба отдельной ветви японского народа, которая знала и короткие времена расцвета, и долгие периоды суровых испытаний.

Уже в XIII веке на острове сложилось государство, которое стало одним из крупнейших центров меновой торговли региона. Этому способствовали не только выгодное географическое положение Окинавы, находившейся на пересечении древних тихоокеанских транспортных путей, но и «неблагоприятная обстановка» в странах-соседях, поскольку Китай в то время склонялся к проведению полуизоляционистской политики, а основную часть Японии раздирали кровавые войны между самурайскими кланами. На шумных прибрежных ярмарках здесь специи и драгоценные породы дерева из Юго-Вос-точной Азии обменивались на китайский шелк, а корейская керамика и индийская слоновая кость — на знаменитые японские поделки из меди.

Прибыли от меновой торговли способствовали росту городов, ставших очагами самобытной окинавской культуры, родившейся из синтеза и переосмысления культур Японии и Китая. Одно за другим создавались художественные произведения и хроники на местном языке, который большинство

лингвистов считает весьма отдаленным диалектом японского. В начале XVIII века составляется первый словарь оки-навского языка, появляются профессиональный танцевальный и драматический театры, вырабатываются четкие каноны местной самобытной музыки, стихосложения, живописи по лаку, шелку, бумаге. В это же время на острове открывается первое светское учебное заведение, а к середине XIX века там уже существовала академия со многими факультетами и разветвленная сеть школ.

ЛЬВЫ СТОРОЖАТ С МОРЯ

Каждого, кто приезжает на Окинаву, поражает обилие стилизованных фигурок львов с завитыми в крутые колечки каменными гривами. Они смотрят с крыш крестьянских и городских домов, солидно восседают у сверкающих стеклом подъездов гостиниц и банков, а самый большой многометровый лев установлен у муниципалитета Нахи. Обращая оскаленные пасти этих хранителей острова в сторону моря, местные жители наивно надеялись, что они отпугнут злых духов и уберегут от иноземных завоевателей, издавна с алчностью взиравших на Окинаву.

Увы, львы оказались ненадежными стражами. В XIV веке Китай силой принудил местных королей платить ему дань и присылать регулярные миссии с выражением «рабской покорности императору Поднебесной». Через два столетия на Окинаву высадилось воинство самураев, чтобы заставить его население признать над собой власть княжества Сацума, находившегося в 700 километрах севернее, на японском острове Кюсю. Однако, столкнувшись с упорным сопротивлением местных жителей, Сацума не осмелился присоединить Окинаву к своим владениям. Поредевшие самурайские отряды убрались восвояси, а остров сохранил свое государственное устройство и фактическую автономию, хотя и под двойным сюзеренитетом китайского богдыхана и княжества Сацума. Такое положение сохранялось вплоть до 1879 года, когда буржуазно-помещичье правительство в Токио объявило о насильственном присоединении Окинавы с прилегающими мелкими островами к Японии.

Как стыдливо пишет «Большая японская энциклопедия», «аннексия Окинавы означала для ее жителей потерю политического суверенитета без какой-либо экономической компенсации». Другими словами, с 80-х годов прошлого века начался систематический грабеж острова, который токийские правители считали обычной колонией, а его жителей — дикарями, поскольку они говорили на малопонятном диалекте и отличались от остальных японцев укладом жизни и самобытной культурой. Население было обложено непосильными налогами и отдано во власть присланных чиновников, наживавших на всевозможных поборах миллионные состояния.

Почти до 20-х годов нынешнего сто

летия окинавцы были лишены избирательного права, их не принимали в центральные учебные заведения. Специальным рескриптом тайного императорского совета окинавский диалект был запрещен, а жандармерии было вменено в обязанность «приобщать» население острова к «традициям великой Японии». На деле это выливалось в массовые избиения участников местных праздников и ритуалов, в жестокое преследование учителей и этнографов.

Возведенные в систему издевательства, проводимая полицейскими методами насильственная ассимиляция, ужасающая нищета вызвали массовую эмиграцию с острова. Окинавцы десятками тысяч уезжали на Гавайи и в Бразилию, предпочитая каторжный труд на ананасовых плантациях под Гонолулу или на сборе каучука в джунглях Амазонии беспросветному голодному существованию на родине под пятой японских жандармов и чиновников.

Тем временем облик острова начал быстро меняться. На месте конфискованных крестьянских земель и выкорчеванных лесов согнанные отовсюду окинавцы под командой присланных из Токио военных инженеров возводили береговые укрепления и казармы, укладывали бетонные плиты аэродромных полей. Уникальное географическое положение Окинавы превращало ее в выгоднейший плацдарм японского милитаризма, нацеленный на Китай и Юго-Восточную Азию. Отсюда в 30-е годы транспорты с императорскими войсками отправлялись на разграбление Нанкина и Шанхая, а в 1941-м — на захват Сингапура и Манилы. Когда же весной 1945 года стало ясно, что тихоокеанская авантюра Токио приближается к своему позорному концу, заправилы милитаристской клики без колебаний вынесли жителям острова смертный приговор, решив сделать из них «живой бастион» ради «спасения империи».

Свыше ста тысяч окинавцев — школьников, женщин, стариков — было мобилизовано в ополчение для усиления размещенного на острове 110-тысячного гарнизона, которому был отдан приказ «умереть за великую Японию». Части императорской армии дрались с американским десантом с одержимостью фанатиков, однако бомбардировки, танки и огнеметы сделали свое дело. После 82 дней кровавой мясорубки командиры осажденного гарнизона совершили ритуальное харакири, приказав перед этим покончить с собой всем солдатам и местным жителям. Окинавцев гнали на пулеметы, заставляли тысячами топиться в море. Сотни местных жителей были казнены по обвинению в шпионаже. В результате этой затянувшейся на два с половиной месяца вакханалии убийств от бомб американцев и штыков озверевших японских карателей погибло свыше трети населения острова — почти 180 тысяч человек. На белоснежные пляжи Окинавы волны и сейчас выносят черепа жертв бессмысленного фанатизма милитаристов.

15