Вокруг света 1986-03, страница 36

Вокруг света 1986-03, страница 36

шет рукой —- ничего, разберемся. «Там пропасть!» — кричу я ему в ухо. Иван нехотя сдается. Вездеход, пробуксовав одной гусеницей, снова сворачивает в котловину.

Смотрю аэрофотоснимок. Он не ахти какого качества, да и масштаб мог бы быть покрупнее. В шестьдесят тысяч раз все уменьшено. Отыскать проход среди сопок по такой фотографии непросто. Но, пожалуй, можно сократить путь, склон не так уж крут. И я показываю Ивану — можно поворачивать. Вездеход снова начинает карабкаться в гору.

Дорога прескверная. Медленно одолевает вездеход подъем на плато. Валуны на пути крупные, приходится то и дело маневрировать. Жалко машину, да и от маршрута Будкина мы отклонились. Терзаясь угрызениями совести, кричу Ивану, чтобы остановился. До того «клыка», который меня интересует, километра четыре.

Иван останавливает вездеход. Я смотрю на часы — одиннадцать. «К восьми вечера, - говорю Ивану, - буду в лагере». Уверенно так говорю, благодушно. Отогрелся рядом с водителем, накопил сил. И, набросив на меховой шлем капюшон своей оранжевой штормовки, шагаю вперед.

После тепла кабины ледяной ветер особенно ощутим. Солнце сияет, но уже совсем не греет. Стоит середина февраля — антарктическая осень, вот и входят в раж стоковые ветры. Иду вдоль обрывов, прикрываю лицо рукавицей. Дыхание спирает от ветра, да и от волнения, ведь подо мной -•-■ «Клыки дракона»! Еще немного — и станет ясно, что за породы слагают вершину плато, почему они имеют свой особый цвет.

И тут меня начинают одолевать сомнения: реально ли вообще здесь, на высоком плато, найти разрезы ледниковых отложений? В антарктическом оазисе, подобном гористому острову в океане льдов, куда ни глянешь — скалистые сопки. Накопление морен обычно идет в понижениях рельефа, на дне долин, а они недоступны для наблюдателя. Вот когда Антарктида сбросит ледяной панцирь... Но ведь этого не дождешься. Такой процесс если и возможен, то лишь в масштабе геологического времени, по сравнению с которым человеческая жизнь мгновение.

Конечно, придет пора, будут найдены эффективные способы проникать в глубины антарктических ледников, вести наблюдения непосредственно на подледном ложе. Но произойдет это, думаю, не так уж скоро. Пока же палеогляциологу приходится опираться на редкие находки в оазисах. Морены, открытые в ущелье Па год ром а, были в свое время счастливой находкой, но пока единственной.

Сдерживая нетерпение, я стара

юсь не торопиться. Оттягиваю миг возможного разочарования. Подойдя к самому обрыву, гляжу на лежащее внизу озеро. Там сейчас работают гидролог Саша с Борисом, вертят ручку лебедки, поднимают батометры из глубины. Они уже, наверное, знают, какая температура у дна. Лед озера сверкает на солнце. Стекла моих горнолыжных очков исцарапанные, треснутые. Видно сквозь них плохо, но зато они защищают от ветра.

Где же мои товарищи? Любопытно, ситуация внизу сегодня совсем иная. Там, где мы недавно ходили по льду, большая темно-синяя полынья, а в ней глыба, похожая на головку сахара с каймой крошек. В озеро с гор спускается ледник: этой ночью народился айсберг! А вот и темная точка на льду ребята у лебедки.

Забравшись на приметный валун, машу ледорубом, хотя понимаю: они не могут увидеть меня на темном склоне. Но пообщаться хотя бы так, символически, необходимо. Ведь сейчас предстоит спуск в «пасть дракона». А ветер только и ждал моего шага вниз, вздыбился, обдал песком и снегом, уперся в спину. Только бы не споткнуться на валунах, не подвернуть ногу.

Самый крайний «клык» —- крутая, забитая снегом лощина. Склоны засыпаны валунами. Делаю записи в полевом дневнике. Больше для порядка, как положено на каждой новой точке. Что скрыто под осыпями? «Клык» не дает ответа, только рождает сомнения: был ли смысл пускаться в этот маршрут? Раскопать осыпь мне не под силу. Тут и бульдозер вряд ли управится ----- некоторые валуны в рост человека. К тому же каждая минута на счету. Продвигаюсь дальше, к главному «клыку», на который вся надежда...

Преодолеваю заснеженную лощину. Еще несколько десятков метров вверх. Ветер выносит меня на гребень. Хватаюсь за валун, чтобы остановиться. И тут впереди, метрах в 30 ниже по склону, открываются взгляду обрывы со слоями песка и валунов. Долгожданная находка —-толща древних ледниковых осадков! То, ради чего я так стремился сюда!

Я вновь чувствую себя уверенным и сильным. Скорее вниз. Скольжу по осыпи, грохоча обломками. Хорошо, что надел ботинки с три конями. Пусть в них холоднее, но зато легче и уверенней чувствуешь себя на склоне. Вот она, древняя морена: плотная серо-коричневая масса, смесь валунов, песка и глины. Лед двигался здесь вниз, к озеру, заполнял целиком его чашу и выплескивался через край дальше, на север, к морю. И вот теперь передо мной реальные свидетельства былой мощи оледенения.

Изучение этого разреза, я надеюсь, скажет о многом. По сути, каждый валун, каждая песчинка древ

них осадков испытали на себе воздействие тех или иных сил природы. Извлечение этой скрытой информации сродни работе криминалиста. И арсенал лабораторных методов достаточно широк.

Я достаю из рюкзака полотняные мешочки. Оглядываю склон, примеряясь, с чего начать отбор образцов. Метрах в пятнадцати надо мной, на уступе, похожем на оттопыренный палец, завис отсвечивающий на солнце валун. Вдруг сорвется, понесется эта многотонная глыба прямо на меня?..

Отвожу глаза от нависшего валуна и начинаю отбирать образцы. Первый мешочек заполнен. Его содержимое станет объектом комплексного изучения. Эти образцы для меня как лунный грунт для исследователей космоса. Теперь нужно сделать пометки в полевом дневнике. Лезу в левый карман, где у меня неприкосновенный запас: несколько кусков сахара в полиэтилене, полевой дневник. В кармане пусто! Из-за собственной рассеянности, очевидно, я переложил его куда-то... Но и в других карманах, рюкзаке, полевой сумке дневника нет. И сахара нет. Черт с ним, с сахаром, а вот дневник! Неужели я забыл его у первого «клыка», где делал записи? А что, если выронил по пути? На камнях я несколько раз оступался и падал.

Потерять полевой дневник, где записаны предыдущие маршруты, равносильно катастрофе. Полевые записи не восстановишь, как ни старайся, они утратят свою достоверность. И сейчас я стою перед уникальным разрезом, к которому с таким трудом подобрался. Нужно зарисовать его, пометить места отбора образцов, зарегистрировать все характерные черты этой толщи. И вот дневник, основной документ, пропал. Дело не только в формальном отчете. Мне сейчас просто не на чем записывать, я как солдат без оружия. До этого момента не приходила мысль о рискованности маршрута. Я был занят делом. Теперь впервые с тревогой подумал об обратном пути. Удастся ли мне спуститься на озеро? Внизу зияют обрывы, туда глянешь — дух захватывает. Обходить вокруг - сил не хватит. Не слишком ли я понадеялся на удачу?

И все же нужно сделать попытку найти дневник. Оглядываюсь назад, на груды валунов, рассыпанных по склону. Придется вернуться. Правда, ветер в лицо, настоящий «мордо-тык». Гудит, проклятый, ярится...

Вот снежник, и на нем царапины от триконей: я на верном пути. Вон и валун, привалившись к которому делал записи, пытаясь укрыться от ветра. Смотрю вокруг, ощупываю взглядом каждый камень. Увы! И тут словно что-то обожгло меня. Бросаю, взгляд в сторону. В щели между глыбами метрах в пяти на склоне торчит красный корешок — прочно застрял между двумя валу