Вокруг света 1986-08, страница 11

f

Фотографу позируют будущие члены организации «Мосты к миру».

Очутившись в центре зала, вглядевшись в роспись, я чувствую, что попал в какой-то круговорот, переплетение времен и событий, вождей и народов, торжеств и крушений. Уловить смысл, единую тему в этом обилии лиц, фигур, соружений невозможно. Помогает техника. Магнитофонная запись сообщает, что...

«...перёд вами ряд настенных росписей, выполненных мексиканским художником Хосе Клементе Ороско. Стены Бейкеровской библиотеки, где мы находимся, были расписаны им в течение двух лет, в 1932—1934 годах. Попечители колледжа предоставили сеньору Ороско должность профессора искусств, предложив ему выполнить росписи здесь, в самом центре университетского городка, на любую тему по собственному выбору при условии, что работать он будет публично. Это был своеобразный эксперимент для студентов тех лет: Художник говорил с аудиторией не словами, а кистью и красками. Основной темой своих творений Ороско выбрал «Эпос американской цивилизации» — главные события в развитии американской культуры...»

С помощью магнитофона я узнал, _ что все времена и события Ороско

у разделил на две части: «Американ

ская цивилизация до Колумба» (это тысячелетие до прихода европейцев) и «после Колумба» (пять последующих веков). Доколумбова эпоха — слева, в западном крыле зала, дальнейшая история растеклась от пола до потолка восточного крыла.

Роспись начинается на западной торцовой стене тембй «Переселение», повествующей о пришествии в Америку тысячи лет назад диких племен. В мощных фигурах далеких предков, перекочевавших, вероятно, из Азии,— красота силы, озаренной зарождающимся разумом. Но уже среди этих существ, рожденных равными, видны фигуры, меченные красным и синим,— служители Силы. Красота вырождается в уродство. И тут Ороско посылает проклятие высшей форме насилия: на стене фигура пленного с вырванным сердцем, жертва Богу войны. Это проклятие войне находит свое продолжение в сцене расправы конкистадоров с индейским императором Монтесумой и в барабанном марше вояк двадцатого века на дальней стене.

Магнитофонная запись продолжается:

«Последнюю панель длинной стены Ороско посвятил «жрецам науки». Он показывает нам ученых мужей, «богов современного мира», отвернувшихся от проблем реальной жизни...»

От надменных лиц-черепов и величественных профессорских ман

тии веет смертельной отравой интеллектуального тщеславия. Эти «боги» участвуют в ритуале мертво-рождения нового поколения псевдоученых: они столпились вокруг скелета, покоящегося на ложе из поросших пылью, никогда не открывавшихся книг.

«Этой отвратительной церемонией Ороско заставляет нас понять, что образование, наука не должны отрешаться от реального мира, а торжественная помпезность традиций не должна заслонять настоящей цели демократического образования — подготовки живого интеллектуального руководства...»

После паузы магнитофон на всякий случай добавляет:

«Ороско вовсе не имел в виду Дартмутский колледж, не осквернил руки, кормившей его».

Гул аудитории доносится до коридора, по которому мы идем с Лиллой Брэдли. Она еще раз повторяет, о чем, по ее мнению, обязательно нужно рассказать: о системе здравоохранения в Советском Союзе, о медицинском образовании, о борьбе советских врачей за предотвращение ядерной войны, о медицинских последствиях ядерной катастрофы, о жизни школьников и студентов, советских ученых и писателях, короче — «просто» о Советском Союзе.

Гул аудитории все ближе, и я пытаюсь, мысленно забегая вперед,