Вокруг света 1986-10, страница 5Лесные пожарники всегда начеку. Пока одолевал очередную «щель», раздумыьать было некогда. Но когда выбрался на ровный склон и заглушил мотор — передохнуть, нахлынули воспоминания... Был он как-то в Ивано-Франковской области, в одном селе. Пригласили его нарезать террасу. Гора — шеи не хватает голову закидывать. Зеленые гладкие склоны. Пихты стоят, стога сена, усадьбы: игрушка — не гора. Стал взбираться, волоча массивный нож по земле, чтоб центр тяжести пониже опустить. Лез — не оглядывался. Залез — оглянулся: хоть с парашютом прыгай. Заробел, но делать нечего. Разворачиваться надо, боком к косогору становиться. Угломер показывал: допустимо, но на пределе. Стал ерзать, фрикционами подрабатывать. Тут любая кочка, любой камень могут машину подбросить, и — до встречи внизу. Однако развернулся и малость в косогор «зарезался». А как «зарезался», гора тебя уже не сбросит. Вышел из трактора дух перевести, пот смахнуть — бегут к нему, руками машут. Прекратить приказывают — сами испугались своей затеи. Однако террасы все же нарезал. Теперь и тамошние механизаторы склонов не боятся — режут, лес сажают. Или, например, в Болгарии случай был. Отдыхал он тогда в Родопах. Недалеко от гостиницы, где жил, террасировали склон. Не удержался, пошел посмотреть. И ко времени поспел — что-то застопорилось у тракториста. Засучил рукава, давай помогать — и дело пошло. Потом террасой по горе расписался. Первый его наставник по террасному делу учил: спиной, ногами чувствуй машину, гору. Без этого никакие приборы не помогут. На косого ре, когда сиденье из-под тебя уходит, трактористу впору пристегиваться, как в самолете. Но нельзя — есть шанс выпрыгнуть, если что. А напарник его так и не выпрыгнул... Давно это было. Пришел Шацких домой после смены, помылся, сидит ужинает. Стучится бригадир, жену его кличет. Вышел сам — тот бледный, растерянный. — Так ты живой... А кто же тогда? Милиция сообщила, что на террасах перевернулся трактор, Анатолия Алексеевича трактор, и тракторист погиб. Думали — Шацких. Оказалось — сменщик его. Значит, чувство горы не сработало. Грустные дела. Человека схоронили. Помянули. Надо машину выручать. Вверх не сдвинешь, вниз — обрыв. Подрезался Шацких террасой под нее и стянул на себя. Да неудачно. Навалился трактор спасателю на корму. Разбил бак, навесную систему. Анатолия Алексеевича из кабины без сознания вытащили, помятого, соляркой залитого. Можно было б и уйти с такой работы. И уходил ведь, устроился на хлебозаводе. С домом рядом, и в тепле, в спокойствии, свежими булочками пахнет. Год поработал — не выдержал. Вернулся на террасы свои, получил новый трактор... Так, размышляя и вспоминая, Анатолий Алексеевич снова вернулся к недавнему разговору с Гертом. Приятно, когда тебя ценят. Награду получал вместе с лесником Леонидом Константиновичем Акопским — вместе и работали в Канакской балке. Ему — медаль «За трудовое отличие», Акопскому — орден Ленина. Шацких — воронежский, Акоп-ский — местный, за горами его родная Алексеевка. В годы войны партизанил. А в лесниках уже лет трид цать с лишним. Работать с ним нелегко. Душу вытрясет — дело ему делай только на «отлично». Недаром говорят: лес — зеркало лесника. У Акопского что на бумаге, что на террасах — сосенка к сосенке. И переделывать террасы заставлял, и подсаживать, если саженцы с первого раза плохо принимались. И ухаживал за посадками не пять лет, как все, а семь. ...Шацких взялся за рычаги. Терраса прошла чуть выше старой кевы, стоящей на корнях, вылезших из земли, словно на ходулях. Кеву еще дикой фисташкой зовут. Как только заступил к участку, заприметил он эту фисташку: лет сто ей, поди. Видел Шацких, стоит она на ходулях оттого, что ушла из-под нее земля. Смыло дождями, выдуло ветрами. Исчез слой земли сантиметров восемьдесят толщиной. Эрозия... Глянешь на эту кеву — и не надо объяснять, что это такое. Грызет эрозия землю, выедает овраги и ущелья, разрушает горный склон, сносит почву. Только лес — единственная от нее защита. Это из-за кевы сегодня конфуз получился. Там — мочажинка, вода сочится, потому терраса и уползла. Нужно было бы обойти мочажинку, но тогда кеву пришлось бы завалить. Пожалел ее Анатолий Алексеевич. Пожалел. Чуть в стороне прошел. Пусть стоит еще сто лет. Шацких вышел из кабины, похлопал по стволу кевы. Вздохнул облегченно: терраса получилась что надо. Посмотрел вдаль, на горы — и замер. На Демерджи стлался дым. — Горит,— ахнул Шацких. — Яйла горит! Яков Петрович Герт заметил дым, когда возвращался от Шацких. Он как раз собирался в эти края, и ма-
|