Вокруг света 1988-05, страница 17

Господину Сири, старосте,— за шестьдесят, но он крепок и кряжист.

— В море нет места слабым,— замечает он, когда мы подходим к деревне, спрятавшейся в зелени высокой травы. Среди пальм на песке раскиданы домишки на сваях. Исходный строительный материал — что попадется под руку: тростник, пальмовые ветви, ржавая жесть, доски, коряги, выброшенные на берег. Сегодня море бурное* большинство мужчин дома. Женщины расселись на грязном песке, а мужчины с утра раздобыли спиртное — отключаются от неприглядной реальности. Всюду мусор, запустение, дети бродят без присмотра.

Когда провожатый ненадолго отходит, ребятишки берут меня в плотное кольцо. «Дай фотоаппарат, у тебя их три»,— требуют они. Я сжимаю руки на ремнях, проверяя, на месте ли еще мои камеры. Когда возвращается мой спутник, ребячье кольцо тает. А я обнаруживаю, что исчез светофильтр.

— Поиграют и отдадут,— утешает господин Сири.— У нас э деревне народ честный. Нет ни воровства, ни пьяных драк, ни скандалов. Да ц когда заниматься этим, от зари до зари работа. Приезжайте завтра на рассвете, пойдем в море.

Перед рассветом нас принимает на борт длинная добротная посудина с подвесным мотором. Уверенность в благополучном исходе экспедиции креп«ет, хотя знаю, что несчастные случаи' на море нередки, особенно когда налетают нежданные шквалы. Нас на борту трое. Староста рассказывает, что главная опасность поджидает ловцов не в лодке, а когда они уходят на промысел.

— Что, акулы?

— Нет, с акулами просто. От отцов и дедов знаем их повадки. Главное — несчастные случаи: стоит закрутиться вот этому воздушному шлангу, и — конец. Если ловец не задохнется, то у него лопаются кровеносные сосуды в глазах. Да и простая царапинка от коралла долго не заживает...

Пока лодка режет предрассветную тьму, освещая путь хилым огоньком керосинового фонаря, староста рассказывает.

Ребятишки племени чао лей не посещают обычную школу. Едва они начинают ходить, старшие в роду обучают их навыкам жизни на море. Кладезь знаний, накопленных веками, секреты наследственной профессии передаются от отца к сыну. Каждый чао лей может на глазах у туристов неожиданно свеситься за борт и поймать голыми руками рыбину или точно сказать, где сегодня можно рассчитывать на улов, или отогнать и победить в поединке акулу. Чао лей подробно обследовали обширные участки морского дна, характеры его обитателей. Эти люди — искусные мореходы и рыбаки, но прежде всего — замечательные ловцы жемчуга, раковин, лангустов, украшающих столы лучших тайских и зарубежных ресторанов.

Горизонт розовеет, из-за далеких гор выплывает огромный золотой шар. Первые солнечные лучи прогоняют сонливость, а вместе с ней гаснет и наша беседа. Теперь не до рассказов, мы у цели — маленького, затерявшегося в море

островка. Дно хорошо освещено, и можно начинать промысел. Господин Сири запускает чихающий двигатель, проверяя работу компрессора. Его сын опоясывается веревкой с тяжелыми камнями, закрепляет маску на лице. Все в порядке, можно уходить под воду. Слышится негромкий всплеск, и резиновый шланг, словно бесконечно длинная морская змея, скользит в глубину. Не запутался бы, не свернулся, повторяю я про себя, как молитву. На море надолго воцаряется спокойствие, словно не было человека, исчезнувшего в пучине.

Сири чутко следит за пульсом работающего двигателя, за направлением движения шланга. По нему он видит — сын благополучно добрался до цели и начал промысел. Теперь, считает Сири, можно снова поговорить...

— А вы напишете о племени чао лей? В чем только не обвиняют нас там, на берегу,— начинает он, следя за резиновым шлангом.— Мы и бездельники, и безответственные, не такие, как остальные тайцы. Если есть у нас пища на сегодня, то мы, моЛ, не выходим на промысел, не думаем о завтрашнем дне. А как и где, спрашиваю я, хранить пойманную рыбу? В деревне нет холодильных камер и даже простых холодильников. Выбросить рыбу на свалку, если перекупщик не берет наш товар? Говорят, чао лей беззаботны, как дети. И в свидетельство тому приводят отсутствие в нашем языке таких слов, как «опасность», «проблема». Но ведь опасности и проблемы — наша жизнь.

— Не спорю,— продолжает он через минуту,— у моего народа, как и у других, немало недостатков. Но посмотрите, как плотно спаяны мы, как заботятся младшие о старших, какой свободой и уважением пользуются женщины племени, как всегда мы готовы прийти на выручку друг другу...

Отведенные ловцу 45 минут пребывания под водой истекли, увлекшегося юношу надо возвращать на поверхность. Наконец-то черная копна волос показывается над водой, и парень тяжело взбирается в лодку. В его сетке-мешке раковины самой причудливой формы. Юноша устал, тяжело дышит, как будто его легкие хотят на всю жизнь запастись кислородом.

— Ничего, отдохнет за компрессором,— замечает отец. Через несколько минут в море уходит господин Сири. Так отец и сын меняются весь день, с часовым перерывом на обед. Когда в лодке нас остается двое, я невольно возвращаюсь к рассказу старосты деревни о спаянности и взаимовыручке чао лей: если 45 минут ты надежно гарантировал ,жизнь и здоровье своего отца или сына, товарища по промыслу, то через час он отвечает тем же. Как в альпинистской связке: либо выживешь и покоришь вершину, либо, без надежной страховки, сорвешься и погибнешь в бездонной пропасти.

Поздно вечером мы направляемся к берегу. Раковины громоздятся на дне лодки неприглядной темно-бурой горой. Сири, глядя на улов, замечает: это так, мелочовка, ничего ценного. За стоящими раковинами надо уходить дальше.

— А что вы называете стоящей добычей? — перебиваю я.— Жемчуг?

— Натуральный жемчуг в Андаманском море — большая редкость. Найти его — что выиграть автомобиль в лотерею. Большое везение, если попадутся просто раковины-жемчужницы. Даже если в них нет жемчуга, продаем долларов по семь за штуку. Кто покупает раковины? Смешанная японо-тайская фмрма «Перл нага компани». У нее поблизости пять плотов, на них размещены десять тысяч раковин-жемчужниц.

Сири настроен благодушно и охотно делится всем, что знает о жемчуге:

— В Андаманском море ловятся два вида жемчужниц: хои мук джан (по-научному «пинктада максима») и хои мук калапанга. Первая — крупнее и более ценная. Мы продаем их по двадцать тысяч штук в год.

— Это что же, весь улов?

— Нет, остальные восемьдесят тысяч сбываем торговцам на берегу, по семь долларов за килограмм перламутра.

— Вроде бы невыгодно — восемь долларов за штуку или семь — за килограмм перламутра?

— А попробуйте-ка сохранить их живыми,— говорит Сири.— Трудно найти более капризный моллюск!

Раковины-жемчужницы требуют к себе бережного отношения. Ловцы доставляют раковины на плоты компании, где специалисты создают жемчужницам курортные условия: кристально чистая теплая вода, изобилие планктона и, что не менее важно, абсолютная тишина. Шум моторки или скуттера пугает и губит моллюск. Через два месяца он оправится от переселения и будет готов для операции. На Пукете работают три японских «хирурга». У каждого — пятнадцатилетний опыт работы. Тайцев в операционную не допускают: «Перл нага компани» не намерена делиться своими секретами.

Оперированные раковины поселяют на плоты снова. Работники фирмь! следят за температурой воды, перевертывают жемчужницы с боку на бок, как младенца в колыбели. Идет длительный процесс, исход которого трудно предвидеть. Через три года жемчужину — если выросла — извлекают, а раковину оперируют вновь. За пятнадцать лет жизни «пинктада максима» дает три, а в лучшем случае пять жемчужин.

Со вторым видом раковин забот меньше: они более неприхотливы, дают продукцию через девять месяцев, да не по одной, а по две-три жемчужины. Зато «пинктада максима» поставляет жемчужины идеальной сферической формы. И, что больше всего ценится в Таиланде,— нежно-розового цвета. Голубой, черный и другие сорта жемчуга не пользуются здесь популярностью, их экспортируют за рубеж.

— Знаете, искать раковины не только прибыльно, но и интересно,— неожиданно замечает Сири.— Наверное, как и охотнику, когда он в джунглях преследует редкого зверя... Но хои мук джан, видимо, вскоре исчезнет. Так же, наверное, и мы, люди чао лей,— невесело заканчивает он.

Эта грустная мысль Сири заставила

15