Вокруг света 1988-10, страница 18

умение молодым передавать начали, кто желание имеет и способности к ремеслу. В народе пока таких знатных мастеров немало. Видели б вы поставцы — берестяные бутыли, которые плетет Чудинов. Или какой тонкий орнамент из разноцветной бересты выплетает Виктор Иванов на своих шкатулках. Красота! Но верх мастерства — это берестяные скульптуры Василия Александровича Кос-тылева...

Пока Волов говорил, готова была и берестяная повязка для врлос. Окинул мастер оценивающим взглядом зрителей и протянул свое изделие покрасневшей от смущения девушке.

— Эта гривна вам будет к лицу, уж поверьте.

Точность глаза мастера, настоящего художника, меня просто поразила. Необычное украшение из бересты — я и не знал, что оно гривной называется,— сразу изменило лицо ее обладательницы: взгляд стал мягче, теплее. Другой, кому бы так подошла гривна, я рядом не отыскал.

Но с какой простотой и достоинством Сергей Волов одарил девушку! А ведь это в характере русского человека — дарить от души, от всего сердца. Но, как ни печально, бескорыстие, щедрость часто воспринимаются нами как черты, присущие людям прошлого, старозаветного времени.

— Это ж сколько берез ободрать надо,— качает седой головой мужчина.— Страдают, верно, деревья-то?

Люди вокруг попритихли — вопрос непростой, серьезный. Выжидающе смотрят на мастера — что скажет?

— Правильно интересуетесь,— согнал улыбку с лица Сергей Иванович.— Если березы обдирать без смысла, урону больше принесешь. И никакой такой красотой и надобностью не откупишься. Тут надо подходить с понятием и сочувствием к живой природе, тогда и ущерба ей не принесешь. Наши деды и прадеды хорошо понимали это и учили нас так. Бересту надо драть весной, когда сокодвижение идет. Да чтобы луб на березе не повредить. Он через пяток лет почернеет и отпадет, но под ним уже новая кора справится... Ну а «сколотни» я снимаю во время лесо-вырубки.— Волов лукаво улыбается.— Так что правильный вопрос...

Праздник закончился для нас совершенно неожиданно — концертом фольклорного этнографического ансамбля в кают-компании «Инженера Нарина». Девушек еще днем, оказывается, пригласили наши товарищи. И капитан теплохода разрешил журналистам поговорить с ними. Но теперь мы чувствовали себя неловко — выглядели они уставшими, голоса слегка охрипли. Чай был как нельзя кстати. Очевидно, девушки заметили наше состояние. Руководитель ансамбля Светлана Николаева переглянулась с подругами и с улыбкой сказала:

— Знакомство лучше начинать с песни.

И они запели. Наташа Поздняк, Светлана Воскобойникова, Лена Ко-пачева, Лена Вознесенская — каждая пела и переживала будто не песенные, а свои личные невзгоды. И все они испытывали истинное удовольствие от пения. Потому, наверное, никто и не удивился, когда в ответ запели свои народные песни Денеш Газди и Ярослав Возобуле. Пусть не профессионально, но. с чувством, когда действительно поет душа...

Слово «Кижи», как известно, означает «остров игрищ», на нем в языческие времена совершались культовые празднества. Лишь в XI веке новгородцы начали строить здесь церкви. Праздник народных ремесел как бы продолжал древние традиции острова-музея, где стоят избы вепсов, карелов, русских. Заходи в любую, окинь взглядом убранство комнат, бабий кут или палатный воронец, божницу, полотенца, на которых вышиты знаки Солнца, или Древо Жизни, утварь всякую. А рядом уже сегодняшние умельцы, сохранившие опыт своих дедов и прадедов, плетут берестяные туеса, вырезают деревянные ковши... Как-то невольно осознаешь, что благодаря им для нас сохранена часть духовной культуры народа. Не потому ли и возникает здесь то необычное ощущение, которое так трогает людские души?

Девушки пели, а во мне нарастала тревога от мысли: неужели когда-нибудь оборвется песня Кижей?

Кижи

ОЛЕГ ГЕРАСИМОВ

СТОЙКИЙ ГОРОД ГАДАМЕС

Вокруг — плоская, усыпанная щебенкой и галькой пустыня, которая называется у арабов «хаммада», а у туарегов— «тасили». Мы находимся в западной части Красной Хаммады — Хамма-да-эль-Хамра, и сейчас едем все дальше к западу — к Гадамесу.

На горизонте чуть различимы несколько верблюдов, ведомых человеком. За несколько километров в пустынном воздухе на фоне голубого неба они мне представляются затерявшимися на огромных пространствах кузнечиками и муравьями. Как все-таки малы и ничтожны в Сахаре живые существа!

Еще несколько километров по шоссе, и упираемся в шлагбаум на развилке дорог: одна ведет в Гадам ее, а другая — в Алжир, граница с которым в нескольких километрах.

Покрутив немного по улицам, подъезжаем к одноэтажному красному зданию гостиницы. По углам дома возвышаются ступенчатые башенки. Стены, двери, окна разрисованы охрой — растительный орнамент и геометрические фигуры. Уже потом от директора гостиницы узнаем, что это здание — бывший дворец маршала итальянских войск Бальбо, а нынешние гостиничные номера некогда были комнатами отдыха его гостей, которых сюда доставляли на самолете. Затерявшийся в Сахаре ливийский город Га-

дамес не был обойден вниманием европейских колонизаторов.

На туристской карте, изданной в Триполи, на месте города Гадамеса нарисован человек с треугольным щитом и копьем, в синей просторной рубахе и белой чалме, закрывающей также нижнюю часть лица. Именно такими обычно европейцы представляют себе туарегов, рыцарей пустыни, искусных караванщиков и торговцев.

Сидим на открытой веранде бывшего дворца, зябко кутаясь в демисезонные пальто. В Гадамесе климат континентальный, и после захода солнца становится не просто свежо, а прямо холодно. Недаром на каждую койку в гостинице нам положили по два одеяла. Мэр города — сорокалетний мужчина, уверенно объясняется с нами по-французски. Он учился в городе Себха во французской школе, продолжил образование во Франции, а потом несколько лет занимал пост секретаря народного комитета в Гадамесе. Он туарег, и ему, естественно, дорога история и культура этого народа.

— Гадамес основан более пяти тысяч лет назад,— говорит мэр.— Город всегда жил караванной торговлей и сельским хозяйством — взгляните на карту, где он расположен. Недаром у нас говорят: у города Гадамеса пригород Тимбукту...

Тимбукту находится в двух тысячах километров отсюда — в Республике Ма-

ТО ЧУДУ ПОДОБНО

ли, на берегу реки Нигер. Именно туда торговцы водили через Сахару свои караваны.

Житель Гадамеса, может быть, и не бывал ни в Триполи, ни на побережье Средиземного моря, но Тимбукту и другие караванные станции Сахары он обязательно посетит несколько раз в жизни.

Мэр сетует, что караваны сейчас уже не ходят, что город стал постепенно умирать. Туареги, которые всегда были проводниками, знали караванные тропы, колодцы и несли охрану, стали ныне безработными. Колодцы, разбросанные в пустыне через каждые 30—40 километров — дневной переход верблюда,— разрушаются, их заносит песок.

Сегодня в Ливии два Гадамеса: старый, с темными переулками и кварталами, названными по имени населявших их больших семей — кланов, и новый город, построенный после революции 1969 года. В старом Гадамесе, обнесенном двумя оборонительными стенами из саманного кирпича, около полутора тысяч домов. Во внешней стене было четыре въезда, во внутренней — шестнадцать ворот. Жители старого города гордились двенадцатью кораническими школами, которые по ливийской традиции называются «за-вия» — обитель, и одиннадцатью мечетями.

(Окончание см. на 4 стр. обл.)

16