Вокруг света 1988-12, страница 12

колько прыжков настигнуть. Тигр ведь не может долго преследовать. Но если раньше тигр добывал зверя за сутки, теперь, когда животных в тайге стало меньше, за трое-четверо...

По вечерам под ногами у нас постоянно вертелся кот лесника. Он притягивал внимание всех. Но, как выяснилось, наблюдали за котом мы по-разному. Однажды на мою фразу: «Хоть издали бы глянуть на тигра»,— Галя откликнулась так:

— А зачем вам тигр? Вот кот, понаблюдайте за ним.

Кот чувствовал себя на поляне хозяином. В нем играла природа хищника. Хищника смелого, предприимчивого.

Когда Саша с Димой в первый свой день на кордоне начали устанавливать палатку, никто, наверное, не обратил внимания, как насторожился кот, увидев зашевелившуюся, почти натянутую ткань палатки. То, что произошло вслед за этим, было так неожиданно, что в первые секунды все мы растерялись. Только чтб стояла маленькая палатка, Дима возился возле нее, укрепляя колья, и вдруг — треск раздираемой ткани, а на земле вместо палатки — шевелящийся ком. Опомнившийся Дима встряхнул материю, и из нее выскочил ошалевший кот. А было все просто — кот уловил движение ожившего материала, и сработал инстинкт хищника.

«...Чем не тигр?» — так мог сказать наверно только биолог. Для меня, горожанина, далекого от биологии, кот был скорее забавой, элементом домашнего комфорта. Но сомневаться в словах Галины, имевшей дело с трехметровыми кошками, оснований не было.

... Галина Салькина выросла на южном побережье Приморья, в многодетной семье, и с детства, пользуясь большей свободой, нежели её сверстники, целыми днями пропадала в тайге. После окончания школы Галя поступила на лесотехнический факультет Уссурийского сельхозинститута. Казалось бы, судьба ее была решена. Однако, проучившись год, она ушла из института. Почувствовала, что изучает совсем не то — на самом деле ее интересует зоология. Галя подает документы на биофак Дальневосточного университета. Становится студенткой-заочницей и одновременно делает попытки получить работу в заповеднике. Пока только лесником. Ей отказывают и в первый раз, и в пятый. Основания для отказа вполне резонные — не для женщины такая работа. Слишком уж тяжела и сложна обязанность охранять тайгу. Да и опасна. Всем была памятна судьба зоолога Капланова, имя которого носит сегодня Лазовский заповедник,— он погиб от пули браконьера. Но Салькина не прекращает сцрих попыток, ей удается стать лесником в Комсомольском заповеднике на Амуре. И только потом, после двух лет работы, ее соглашаются взять в Лазовский заповед

ник. Работа в родных местах не стала Хегче, может быть, даже тяжелее в каком-то отношении. Ведь в тайгу ходят в основном свои, местные. И попробуй объясни им, что делать этого нельзя, если тайга была частью жизни не одного поколения приморцев — она давала мясо, рыбу, лес для строительства, ягоды, грибы, лекарства.

Четыре года Салькина проработала лесником, охраняя тайгу от дюжих мужиков. И, как ни странно, ее боялись и уважали. Почему? Ни физической силы, ни грозного вида, ни даже полагающегося леснику оружия у нее не было. («А оружия-то почему вам не выдали?» — «Боялись, что отнимут...») И ведь подчинялись ей. Подчинялись потому, что знали: не отстанет. По-мирному с ней не договоришься. «Она как оса, прицепится и не отпускает — вот и бегали от нее мужики. Что с ней сделаешь? Да ничего»,— рассказывал мне молодой лесник Петя Кичайкин. «Смешно,— вспоминала Салькина,— взрослые дяди, а убегают, как мальчишки».

Тема, которую выбрала Галина для своей дипломной работы, звучала так: социальная организация и простран-ственн о -гео графические структуры тигров Лазовского заповедника. Работа была признана безукоризненной, и после окончания университета Салькина становится лаборантом в заповеднике.

— Ну а все-таки, Галя, согласитесь, что работа эта и тяжелая, и опасная.

Салькина пожимает плечами:

— Это только со стороны так кажется. Тигр, может быть, еще осторожнее, чем человек. Я раз пошла весной, снег подтаял — свежесть следов трудно разобрать. Шла за тигром день, на камнях потеряла след. Начала кружить вокруг. Вдруг вижу — один след, потом — другой — совсем свежий, и в разные стороны. Я пошла назад, и только на следующий день обнаружила, что он ходил прямо за мной. До кордона почти проводил и назад пошел.

Никакой он не грозный, на самом деле даже трусливый. Мы с Витей два года назад тропили тигра. В январе. Шли и сомневались, тигр ли это — снег глубокий, характер следа определить трудно. Потом, когда на сопку поднялись, там снега меньше, убедились — точно, тигр. А шел он так: то поднимется на сопку, то спустится. Мы уже совсем замучились. Потом смотрим: что такое, вороны летают стаями. Оказалось — это волок. Тигр добычу тащил. След от туши и кровь на снегу остались. А вороны туда-сю-да, туда-сюда летают. Мы по волоку пошли и давленку увидели. Полкабана — передняя часть. Тигр начинает есть с задней части. Туша совсем свежая. Только-только подмерзать стала. В некоторых местах руку приложишь, и еще вроде тепло чувствуется. В общем, я бегаю вокруг, фотографирую, а Витя нервничает, ему и мяса хочется отрезать, и тигр ведь где-то совсем рядом, уходить надо. Я ему: как тебе не стыдно, оставь тигру-то мяса... А

через день я на это место вернулась, чтобы посмотреть, что дальше было. Оказывается, тигр почуял нас, бросил кабана. А потом не выдержал. Возвращался крадучись, осторожно, даже — сверхосторожно. Дугу сделал вокруг того места, где давленку оставил. А уж к ней-то как трусливо подбирался. Зигзагами шел. Пройдет немного — ляжет, потом еще немного — снова ляжет. Все принюхивался. И так чуть ли не через каждые десять метров. Я потом замучилась его лежки считать.

— И не боится Витя отпускать вас в тайгу одну?

В ответ Галя только рассмеялась.

Вечера за столом, собиравшие всех обитателей кордона, были для меня особо притягательными. О чем бы ни заходил разговор, он неизбежно выводил собеседников к биологии. К иммунной системе. Защите от радиации. Чернобылю и генетике. И, разумеется, к тиграм. Все напоминало своеобразный семинар, который проводили шесть преподавателей для одного студента.

В той истовости, добросовестности, с которой биологи каждый раз начинали объяснять, что же такое все-таки жизнь леса, жизнь природы, я видел не только доброжелательность ко мне, гостю. Каждый из них был немного проповедником. Думаю, качество это выработала в них сама профессия. В известной степени профессия биолога, зоолога по ряду печальных для всех нас обстоятельств становится сегодня еще и общественной миссией.

Как-то, когда в очередной раз заговорили о тиграх, Салькина рассказала, что раньше, до массового переселения в Приморье русских и украинцев, тигров здесь было много. Местные их не трогали. Начали отстреливать их пришлые. Переселенцы до 150 тигров в год добывали. А почему местные не трогали? Боялись? Конечно. Но не только. Не боялись же они других зверей. Мужества у них было не меньше, чем у переселенцев. Здесь был другой страх. Тигр не воспринимался ими как обычное животное...

Я вспомнил Арсеньева, описавшего сложное отношение своего проводника Дерсу Узала к тигру. В силе тигра для Дерсу заключалась сила всей тайги, сила ее законов, сила природы, в которой он жил. Поднять руку на тигра — значило поднять ее на саму тайгу, на саму жизнь, грозную и милосердную.

Что может быть общего, думал я, у неграмотного Дерсу с моими собеседниками, людьми, несомненно, образованными, трезво смотрящими на жизнь? И тем не менее весь опыт их работы, их знания подводят если не к вере, как у Дерсу, то к твердому осознанию бережения тайги — тому, чем жил Дерсу. К бесконечному уважению всего, что дала нам природа.

Приморье

ю