Вокруг света 1989-07, страница 49

Вокруг света 1989-07, страница 49

13

С РЫНКАВ МУЗЕИ

Есть две истины, одинаково верные для всех музеев мира. Первая: все музеи получают не слишком большие субсидии. Вторая: сотрудники их — люди, хотя и малооплачиваемые, но своим делом очень увлеченные. И изобретательные.

Коллекции Американского музея естественной истории необозримы. И все же сумму, которую отдел ихтиологии получает на приобретение новых экспонатов, как-то даже неловко назвать. Двадцать долларов. В месяц. Много ли экзотических рыб раздобудешь на эти гроши?

Сотрудники отдела пошли на хитрость — ловят рыбу сами. По ночам. В центре Нью-Йорка. На Фултонском рынке.

...В четыре часа утра торговля на Фултонском оптовом рыбном рынке в самом разгаре. Торговые ряды залиты светом фонарей, тускло поблескивают лед и рыбья чешуя. Подъезжают, отъезжают грузовики, водители переругиваются возле узких разъездов. Снуют грузчики, громоздят штабеля ящиков. Торговцы выкрикивают названия рыб, цены, суммы сделок, нахваливают товар, перешучиваются с покупателями. Галдят вездесущие бессонные туристы.

В 1862 году журналист увидел рынок таким: «За несколько часов до рассвета не протолкнуться меж повозок с рыбой. Магазины, лавочки, другие рынки присылают фургоны за товаром. Закупают свежую рыбу уличные разносчики и деревенские лавочники. К семи часам торговля сворачивается — дело сделано, городская розничная торговля разобрала товар». И в 1988 году все то же: шум, суета, спешка, нестерпимые запахи. Разве что транспортные средства иные. Подобные рынки в Токио, в Лондоне, в Париже разительно переменились: компьютеры, манипуляторы, транспортеры, конвейеры-роботы, не рынки — заводы, на которых и рыбного запаха, похоже, не учуешь! А на Фултонском рынке все как в старые добрые времена: тюкают топорики, разрубающие рыбу, главное орудие труда — деревянная палка с крюком на конце, а вместо транспортера — свой горб да тачка.

Между рядами шествует с большим пластиковым ведром в широких штанах и кроссовках Норма Фейнберг, сотрудник Музея естественной истории. Сегодня ее очередь «рыбачить» на благо отдела ихтиологии.

Фейнберг внимательно щурит глаза за толстыми стеклами очков: среди груд привычной рыбы надо высмотреть нечто невиданное. Она дотошно оглядывает прилавок за прилавком, здоровается направо и налево, ловко обходит лужи растаявшего льда, ныряет под висящие тут и там металлические весы, минует завалы

ящиков, разделанные туши меч-рыбы, тунца, шарахается от криков: «Посторонись!» И наконец замирает, нацелив взгляд на некий шипастый, явно малоаппетитный, расплюснутый шар, покрытый красной чешуей.

— Вон там, что это? — обращается она к продавцу.

— Не знаю, мэм, Я работаю за этим прилавком двенадцать лет, но такого страшилища еще не видал.

— И сколько вы за него хотите?

Торговец поворачивается к своему

приятелю.

— Джим, сколько эта штуковина может стоить?

— Я так думаю, пятьдесят центов за фунт, мэм.

Сотрудница музея достает казенные деньги. Шесть килограммов уникальной находки обошлись в три доллара. С такой покупкой домой не явишься — муж не поймет. А для музея даже лучше, что в этой рыбе редчайшей породы больше костей, чем мяса,— ведь музей коллекционирует в основном скелеты.

Самый подходящий день для рыбной ловли на рынке — понедельник. Рыба прибывает из всех южных портов: пампано из Мексиканского залива, каранг и ронка из Карибского моря, кингклип—от берегов Уругвая... Сотни видов из десятков морей!

С тех пор, как музейные работники повадились ходить на рынок, их коллекция пополняется особенно быстро. Ведь что только не попадает в сети наряду с промысловой рыбой! За сто пятьдесят лет существования рынок «экспонировал» тысячи видов рыбы и другой морской живности. Только открыт этот «музей» в неудобное для посетителей время — по ночам и закрывается на заре, когда Манхэттен вот-вот проснется.

Каждый день Фултонский рынок, крупнейший поставщик рыбы на восточном побережье, предлагает покупателям примерно двести тонн продукции. Сотня оптовых торговцев теснится на небольшом отрезке Саут-стрит — по обе стороны улицы.

Продают рыбу по преимуществу неразделанной, непотрошеной, с головой. Опытные торговцы консервативны — экзотических рыб, малознакомых покупателю, они берут только в придачу к известной рыбе, за бесценок. Только так в партии ходового товара проникают диковины. Что и нужно для музея.

Четыре года назад службу информации рынка возглавил молодой энергичный сотрудник Ричард Лорд. Его удивила косность покупателей: большинство ценных видов рыб люди не знают. Ричард Лорд решил, что в рекламе ему могут помочь ученые, и направился в Музей естественной истории. Так стали развиваться обою-дополезные контакты между рынком и музеем.

Поначалу сотрудникам музея, привычным к размеренной работе в белых халатах, на рынке пришлось туго. Ведь они рыбу видели на картинках и фотографиях, знали ее по блеклым от времени заспиртованным экземплярам. То ли дело горящие всеми красками, а иногда еще живые, трепещущие рыбины! К примеру, что делать на рынке главе отдела ихтиологии Герету Нельсону со своим уникальным умением по скелету анчоуса угадывать океан, где тот родился? С книжными знаниями в суматохе и спешке рынка ученые не раз становились в тупик.

В первые ночи «рыбной ловли» ихтиологов восхитили знания торговцев. То, что далось молодым ученым годами студенческой зубрежки, было нипочем матерым продавцам — названия так и отскакивали у них от зубов. Но постепенно ихтиологи приходили в ужас: названия-то произносились вроде бы те же, знакомые по учебникам, только относились они совсем к другим рыбам! В наименованиях царила полнейшая неразбериха. Кроме произвольных названий, бытуют несколько наименований на все случаи жизни — десятки видов называются одинаково, дабы покупателя не путать. А некоторые продавцы нарочно манипулируют названиями — чтобы провести простаков. И сколько жаргонных наименований, которые проникают на этикетки, а потом и в ресторанные меню!

Отношения с торговцами непростые. Чаще добродушные: «Ну-ка, ну-ка, держу пари, что вы на этот раз не угадаете, что это за рыбешка!» Но бывает и другое: «Опять черт принес музейных крыс!» Это в тех случаях, когда торговец словчил, выставил ложную этикетку и завысил цену, а ихтиолог простодушно поправил его, забыв, что оптовый покупатель стоит рядом и мотает на ус.

В лаборатории музея ценную находку фотографируют, различными способами отделяют мясо от скелета. Затем просушенный костяк отдают на сутки жучкам-кожеедам — они подъедают остатки мяса. После этого жучков уничтожают раствором, чтобы они не сгрызли хрящи и скелет не развалился. В отличие от других позвоночных рыбы растут почти всю жизнь. И поэтому всякий уважающий себя музей стремится иметь множество разновозрастных скелетов каждого вида.

...И глядя на бесчисленные экспонаты отдела ихтиологии (а сколько еще в запасниках!), пусть попробует кто-нибудь из посетителей догадаться, что все это приобретено на соседнем рынке!

В. ГПДДУНЕЦ По материалам зарубежной печати

47