Вокруг света 1991-04, страница 36

с момента потери двухсторонней связи с Н-209 и лишь через неделю после последнего принятого призыва о помощи? Начать поиск раньше помешала тогда непогода...

11 апреля в аэропорту Прудобея нас встретил Курильчик. Как всегда, он был бодр и подтянут, несмотря на свой весьма почтенный возраст. Неутомимый американец, более десяти лет занимающийся историей трагического полета Н-209, не стал долго расспрашивать, как мы долетели и где в Америке коротали время, не имея ни цента в кармане. Он просто сказал, что «все о'кэй» и что уже завтра можно выезжать на лед моря Бофорта. Мы сели в его грузовую «тойоту», которую он арендовал у нефтяной компании, и направились в индустриальный центр Купарук: там находились дирекция «Арктик ричфолд компани» и двухэтажные дома для рабочих. В одном из номеров отеля (иначе обиталище нефтяников не назовешь) мы разместились с Женей Коноплевым. В тот же вечер в нашем номере собрались все участники экспедиции: Уолтер Курильчик, Роджер Беккер, Денис Лонг, Энджу Гудлайф, Боб Роберт и Дэвид Стоун. Был с нами и Эверетт Лонг, отец Дениса, директор музея авиации в Фер-бенксе. Вездеход, который стоял уже на берегу моря Бофорта, был доставлен из Фербенкса Бобом Робертом. Оттуда же, из Фербенкса, профессор геофизики Стоун привез и множество приборов. Его, кстати, рук дело и алюминиевые сани — волокуша, по краям которой Стоун планировал установить свои суперточные приборы. Наметили квадрат поиска. Курильчик, уподобившись главнокомандующему нашего крохотного войска, взял карандаш: «Я уверен, что самолет Леваневского рухнул именно здесь»,— и очертил пространство между островами Тэтис и Спай.

Квадрат являл собой площадь примерно в 36 квадратных морских миль. Евгений Коноплев оживился и показал свою карту, помеченную крестиками. К сожалению, три крестика были севернее зоны, предложенной Курильчиком, четвертый цеплял квадрат с юга, три остальных были значительно восточнее островов. Евгений пытался убедить Ку-рильчика, что искать надо не в этом квадрате, а, по крайней мере, севернее и восточнее. Но Курильчик словно бы и не слышал... В тот вечер наш главнокомандующий дал понять, что мы — гости Аляски (пусть она и была когда-то русской) и что любая инициатива относительно поиска будет исходить исключительно от него... и ни от кого больше. Мы с Женей безропотно согласились на роль солдатиков: в конце концов, АРКО платила за наше питание и ночлег в шикарном Купару-ке, АРКО дала разрешение участвовать совгражданам в работах на их территории (а территория, кстати, к тому же военная). Мы не могли навязывать свои идеи. Но все-таки предполагали за две-три недели пои

ска что-то найти. В случае же неуспеха мечтали расширить квадрат поиска уже летом, на небольших судах, когда сойдет припайный лед.

12 апреля наш небольшой автокараван двинулся к северу, туда, где кончается Америка и начинается Арктика со знакомыми мне торосами, ветрами и желтым, негреющим солнцем. Путь от Купарука до северной оконечности мыса Оликток не так долог — минут сорок езды. Господи, впервые в жизни я обнаружил, что и на Крайнем Севере, который исколесил вдоль и поперек, можно, оказывается, строить хорошие дороги. По пути к Оликтоку мы несколько раз встречали снегоочистительную машину, за рулем которой весело и гордо восседал шофер-негр. Он ухаживает за дорогой, следит, чтобы ее не замело снегом. А вот, например, небольшая авиакомпания, арендуемая АРКО, доставляет на Большую землю рабочих-нефтяников и привозит в Купарук из Эквадора каждый (подчеркиваю, каждый) день свежие овощи и фрукты. Отвлекусь от экспедиции и извинюсь перед своей пятилетней дочерью: ежедневно и в неограниченном количестве среди вечных снегов и пурги я ел ананасы, бананы, клубнику, привезенные утренним рейсом.

В чем провинились наши дети, что не видят ни того, ни другого, ни третьего? И ответят ли за эту их обделен-ность когда-нибудь наши взрослые? Почему я должен ненавидеть улыбчивого негра-толстяка, который выбрасывает в помои нетронутые нефтяниками персики и абрикосы, за то только, что очень многие дети советского "Крайнего Севера никогда этого не видели и, боюсь, в обозримом будущем не увидят?

...На берегу нас ждал вездеходик, возле которого ковырялся крепыш Боб Роберт, пятидесятилетний энтузиаст поиска. Все три машины мы припарковали возле водонапорной станции. Слева от нашей стоянки, километрах в двух, увидели строения с радарами.

— Это часть противовоздушной обороны США,— прокомментировал Роджер Беккер, поправляя мой фотоаппарат.

— Видишь ли, Роджер, я не шпион. Поэтому мне ваши радары нисколько не интересны.

Роджер похлопал меня по плечу:

— Наверное, вы очень волнуетесь, ведь на военизированный мыс Оликток еще не ступала нога русских.

Я тоже похлопал Роджера по плечу и учтиво подчеркнул, что не ступала, по крайней мере, начиная с конца прошлого века.

Роджер поднял капюшон куртки:

— Да, для русского человека Аляска — больной вопрос. Здесь очень богатая и щедрая земля, дающая Америке лучшее в мире золото и высококачественную нефть. Сейчас мы все ^удивляемся, как это сенаторы Соединенных Штатов целых семь лет обсуждали вопрос: покупать или не покупать у России Аляску?

— Это была самая дешевая и самая выгодная для Америки сделка,— добавил он.

Боб запустил наконец вездеход, и мы всей компанией залезли внутрь этого доисторического «форда». А через пять минут уже тряслись по льду, объезжая крупные торосы и рытвины, нежелательные для алюминиевых саней, которые тащил наш вездеходик. Я уже говорил, что эти сани — детище скромного и до мозга костей интеллигентного профессора Фербенкского университета. Про таких, как Дэвид Стоун, говорят: соль земли, краса нации, ее генофонд. Дэвид отдал себя науке, и только ей. Курильчик заметил, что он вычислил Стоуна по компьютерному справочнику. В справочнике сказано: доктор Стоун — самый квалифицированный геофизик на Аляске. Всем поведением, застенчивостью и тихим голосом профессор Стоун мало походит на американца. Я не ошибся: Дэвид — англичанин, а в Америку приехал, чтобы реализовать свой недюжинный интеллектуальный потенциал и знания. Аляска — желанная точка на карте для англоязычного геофизика...

В вездеходике Стоун устроил целую лабораторию: три магнитометра с выводом кабелей на сани, компьютер, аккумуляторы, навигационная спутниковая система, переносная рация.

До нашего квадрата — пятнадцать миль тряски. Впереди мчится на снегоходе Денис Лонг, двадцатидвухлетний, очень бойкий и «милитаристски» настроенный парень. Недавно Денис вернулся из ФРГ, где проходил службу в войсках НАТО, и всякие военные штучки (ножи за поясом, ракетница, зажигалка в виде пистолета) у него еще остались. Он безумно любит технику, особенно военную, и изображает из себя эдакого служби-ста-супермена. Когда у него это не получается, он выглядит несколько смешно. При всем том он неиссякаемый весельчак и балагур, постоянно посмеивающийся над работягой Бобом. В экспедиции я понял, что на Дениса Лонга можно положиться и рядом с ним не стоит бояться никаких нештатных ситуаций.

Денис показывает нам наименее опасную дорогу. Иногда наш вездеходик слегка покачивает, как на гамаке. Порой появляется ощущение, что лед треснет и мы все пойдем ко дну моря Бофорта.

— Не волнуйся,— поглаживает бородку Стоун.— Здесь хороший лед. Его толщина два метра, несмотря на апрель.

В тот день мы так и не добрались до квадрата. Молчаливый Боб, видимо, не рассчитал, и сани врезались в торос.

На ремонт ушло часа полтора. Стало смеркаться, со стороны океана потянуло холодом. Пока ребята восстанавливали сломавшиеся сани, я настроил свой отечественный протонный магнитометр, прицепил к спине

34