Вокруг света 1992-12, страница 63

работу не выходили. Руку Барриеру вылечил какой-то врач из деревни.

Обращались с нами хорошо. Шапар через день ходил в деревню, где готовил губернатору обед. Гитту и Барриера освободили, так как из Франции пришло сообщение, что срок свой они уже отбыли. Что же касается меня, то пришел рапорт вместе с моими отпечатками пальцев и информацией о том, что я осужден пожизненно, где указывалось также, что Шапар и Депланк имеют каждый двадцатилетний срок. Губернатор был крайне доволен этими новостями.

— И все же,— сказал он,— раз вы не сделали ничего дурного на территории Венесуэлы, мы подержим вас еще немножко, а там отпустим. Но глядите: чтоб вести себя пристойно и работать хорошо! За вами будет особое наблюдение.

В разговорах со мной офицеры довольно часто жаловались на нехватку свежих овощей. В деревне занимались сельским хозяйством, но овощей почему-то не выращивали. Там были рисовые и кукурузные поля, сажали также черные бобы — вот, собственно, и все. Я обещал им развести огород, если, конечно, меня обеспечат семенами. Сказано — сделано.

Мы с Депланком получили возможность выходить из лагеря. Позднее к нам присоединились еще двое заключенных, отбывших свой срок и арестованных в Сьюдад-Боли-варе. Одного из них звали Тото, он был из Парижа, второй — корсиканец.

Вчетвером мы сложили из дерева два маленьких, но крепких домика с крышами из пальмовых ветвей — один для меня и Депланка, другой для наших товарищей. Мы с Тото соорудили высокие подставки на ножках, которые находились в тазах с мазутом — это чтобы муравьи не сожрали семена,— и вскоре получили прекрасную рассаду помидоров, баклажанов, дынь и зеленой фасоли. Затем начали высаживать рассаду на грядки. Вокруг стеблей томата делалась маленькая канавка или углубление, постоянно заполненное водой — это увлажняло почву и предохраняло растения от вредителей, которые теперь не могли подобраться к ним.

— Эй, а это что такое? — спросил как-то Тото.— Смотри, какой блестящий камушек.

— А ну, помой-ка его, друг.

Он протянул мне камень. Это был кристалл размером с горошину. Промытый водой, он заблестел еще ярче, особенно в месте откола от скалы, где был вкраплен в какую-то очень твердую горную породу.

— Может, алмаз?

— Да заткнись ты ради Бога, Тото! Если даже и алмаз — тем более нечего поднимать шума. А вдруг нам повезло, и мы наткнулись на кимберлитовую трубку? Припрячь-ка лучше, вечером еще поглядим.

Вечером я давал урок математики. Учеником моим был капрал (теперь он уже полковник), готовившийся к экзаменам на офицерское звание. Сейчас этого простодушного и очень доброго человека — эти качества проверены вот уже двадцатипятилетней дружбой — называют господином полковником Франсиско Баланьо Утрера.

— Франсиско, что это такое? Кусок кварца?

— Нет,— сказал он, тщательно осмотрев находку — Это алмаз. Спрячь получше и никому не показывай. Где ты его нашел?

— Под помидорной рассадой.

— Странно... Может, затащил туда вместе с речной водой? Ты ведь когда набираешь воду, скребешь .небось краем ведра о дно?

— Ну, иногда.

— Тогда точно оттуда. Ты принес этот алмаз с реки. Посмотри хорошенько, может, и еще есть. Обычно они по одному не попадаются. Там, где нашел один, ищи и другие.

Тото принялся задело. В жизни своей он еще никогда так не пахал. Он так старался, что два его напарника, которым он, разумеется, ничего не сказал, только удивлялись и твердили:

- Да не надрывайся ты так, Тото. Ты ж помрешь, а всей воды с реки все равно не перетаскаешь. К тому же ты еще и с песком ее носишь.

- А это чтоб почва была рыхлой, дружище,— отвечал Тото.— Если смешать ее с песком, она лучше пропускает воду.

Мы смеялись над ним, а Тото все таскал ведро за ведром, без остановки. Однажды в полдень, когда все мы сидели в тени, он, проходя мимо нас, споткнулся и упал. Из песка выкатился алмаз размером с две горошины. И тут Тото сделал ошибку — рванулся вперед и схватил камень.

- Э-э,— протянул Депланк,—да это никак алмаз! Солдаты говорили, что в реке встречаются алмазы и золото тоже.

- Поэтому я и таскал эту проклятую воду. Теперь вы видите, что я не такой уж вовсе дурак,— сказал Тото. Он даже испытывал облегчение: отныне никто не станет смеяться над его чрезмерным усердием.

Короче говоря, через полгода Тото набрал где-то около семи-восьми каратов, а я —примерно двенадцать и еще штук тридцать совсем мелких камушков, попадающих под категорию промышленных алмазов. Но однажды я нашел один камень весом больше шести каратов. Когда позднее в Каракасе ювелир огранил его, из него получился бриллиант в четыре карата — он до сих пор сохранился, я ношу его в кольце, не снимая ни днем, ни ночью. Депланк и Антар-талья тоже набрали ценных камушков. У меня сохранился патрон, в который я и сложил свое богатство. Ребята же сделали себе некое подобие патронов из рога и тоже хранили алмазы в них.

Никто об этом ничего не знал, за исключением будущего полковника Франсиско Баланьо. Помидоры и другие овощи росли исправно, офицеры щедро расплачивались с нами за столь существенную прибавку к столу.

Мы пользовались довольно большой свободой. Работали без охраны, ночевали в двух своих хижинах. В лагерь даже не заглядывали. Время от времени мы пытались убедить губернатора отпустить нас, на что он неизменно отвечал: «Скоро, скоро». Но прошло вот уже более восьми месяцев, а мы по-прежнему торчали в Эльдорадо. И я начал поговаривать о побеге. Тото и слышать об этом не желал, равно как и другие. Тогда я купил крючок и леску и начал исследовать реку. Заодно ловил и продавал рыбу — особым спросом пользовались пресловутые пираньи, эти кровожадные хищники, весившие около килограмма. Зубы у них были устроены как у акул, жутко опасные твари.

Сегодня в лагере случилось чрезвычайное происшествие. Гастон Дюрантон, известный своим друзьям под кличкой Торду или Горбатый, бежал, прихватив с собой из губернаторского сейфа семьдесят тысяч боливаров.

История этого типа весьма примечательна. Еще ребенком он был отправлен в исправительную школу на остров д'Олерон, где работал в сапожной мастерской. Однажды во время работы он умудрился повредить себе ногу. Лечили его плохо, бедренная кость срослась неправильно, и в совсем юном возрасте он стал калекой. Больно было смотреть, как он ходит — худенький, сгорбленный мальчик, приволакивающий за собой непослушную ногу. На каторгу он попал в возрасте двадцати пяти лет. Неудивительно, что, проведя практически все детство в исправительной школе, парень пристрастился к воровству. .

Все называли его Торду, Горбатый, но, несмотря на физическую немощь, ему удалось бежать с каторги и добраться до Венесуэлы. В те времена страной правил диктатор Го-мес. Немногим заключенным удавалось вынести режим, установленный им в тюрьмах и на каторгах.

Торду арестовала специальная полиция Гомеса и отправила работать на строительство дорог. Французские и венесуэльские каторжники трудились, прикованные цепями к тяжелым железным ядрам с клеймом в виде трех лилий --гербом Тулузы. На все жалобы был один ответ: «Но эти цепи и ядра поставляет ваща страна. Вог, глядите, клеймо!»

Так вот, Торду ухитрился сбежать во время дорож

61

I