Вокруг света 1993-03, страница 26Хоффманстааль хмыкнул — звук получился глубокий, говорящий о мощных, больших легких. — Ну, стало быть, вам и карты в руки. Как будем выбираться отсюда? — Тут и делать нечего. Мы сейчас на оживленном морском пути. Думаю, нас скоро выловят... — Как скоро? — Не представляю. Я даже не знаю, успели ли мы подать сигнал SOS. Все произошло чересчур быстро. Крэйг вздохнул и перевернулся на спину. — Скорее всего, не успели,—продолжил он —Первыми взорвались баки под самой рубкой. Интересно бы знать, кто там курил... — Ага. Значит, в конце концов нас подберут. А до тех пор придется попоститься? Крэйг устало встал. — Вы недооцениваете Торговый флот. Он прошлепал на корму и распахнул рундук с НЗ под банкой. В рундуке были манерки с водой, жестянки с галетами и солониной, банки с соком, аптечка. — Более чем достаточно для двоих,— прокомментировал Крэйг. Он повернулся, оглядывая волны.— Как вы думаете, еще кто-нибудь спасся?.. Хоффманстааль покачал головой. — Я все время смотрел. Никого. Всех утянуло с кораблем... Крэйг все-таки продолжал всматриваться в дым — колышущаяся вода в масляных пятнах, обломки, последние задыхающиеся языки бензинового пламени. Больше ничего. Хоффманстааль заметил: — По крайней мере, голодать нам не придется. У вас были друзья... на корабле? — Нет,— Крэйг сел, отвел со лба мокрые волосы — А у вас? — У меня? Никого. Я пережил всех моих друзей. Теперь довольствуюсь тем, что я — просто... человек толпы. Легкая компания для вина и беседы — это все, что мне нужно. Они сидели, разделенные банкой, словно пытаясь хоть как-то уединиться, и рассказывали друг другу о себе. Хоффманстааль сам определял себя как искателя приключений. Никакое место не могло удержать его надолго, и он почти никогда не возвращался в те края, где уже бывал. Он был секретарем бывшего посла США в Малайзии, на Борнео занимался драгоценными камнями, а в Китае — тиковым деревом; несколько его картин выставлялось в парижской Галерее искусств. А на «Лючиано» он направлялся в Дамаск, чтобы изучить некие старинные манускрипты — надеялся найти там сведения об одном из своих предков. — Я родился в Брашове,— рассказывал он,— но согласно семейным преданиям наш род происходит из других мест. Можете считать мое копание в родословной снобизмом, но это увлечение захватило меня на долгие годы. Я ищу не славы, но одних лишь фактов. — При чем тут снобизм? — возразил Крэйг.— Я лично завидую вашему красочному прошлому. — Значит, у вас скучная жизнь? — Да нет, не скучная, просто... краски в ней побледнее. Вырос в закоулках Атланты. В трущобах. Тяжелое детство, и все такое. Хулиганы... — Вы-то были слишком хилым, чтобы быть хулиганом. Крэйг кивнул, удивляясь, почему его не возмущает это вторичное замечание о его тщедушности. Пожалуй, решил он, это потому, что ему нравится этот огромный человек. Хоффманстааль не грубил — просто он говорил то, что думал. — Я много читал,— продолжил Крэйг — Интерес к астрономии помог мне выучиться штурманскому делу, когда я служил во флоте. А когда отслужил, решил: чем возвращаться в трущобы, останусь на море. Они продолжали беседовать негромко и откровенно до самой ночи.Над ними все время кружили чайки. — Красивые, правда? — спросил Крэйг. Хоффманстааль взглянул вверх, его светлые глаза сузились. — Стервятники. Пожиратели отбросов. Посмотрите на эти злые глаза, на эти клювы... Брр! Крэйг пожал плечами. — Давайте лучше поедим. И между прочим, вам бы следовало заняться своим порезом... Хоффманстааль покачал массивной головой. — Если вы проголодались, ешьте. Я пока не хочу. Он осторожно слизнул сползавшую по его щеке капельку крови. Они считали дни по зарубкам на планшире. Две зарубки спустя Крэйг впервые заметил неладное. Они уговорились о распределении продуктов. Впрочем, о пайках речи не было — для двоих еды было с избытком. Но Крэйг ни разу не видел, чтобы Хоффманстааль ел. Хоффманстааль, рассуждал Крэйг, человек большой, рослый. Его аппетит, несомненно, должен соответствовать размерам могучего тела. — Предпочитаю есть ночью,— отвечал тот, когда Крэйг спросил его об этом. Крэйг не обратил на странный ответ особого внимания. Возможно, решил он, этот здоровяк страдает расстройством пищеварения или чем-то в этом роде или же принадлежит к тем несчастным, которые по причинам чисто психологического порядка не могут есть на глазах у других. Это последнее предположение, правда, было не особенно правдоподобным, принимая во внимание открытый характер Хоффманстааля и настоящие обстоятельства. Но, в конце концов, какое его дело? Пусть ест, стоя на голове, если хочет! На следующее утро, когда Крэйг открыл рундук, чтобы взять свою порцию, он увидел, что запас провизии не уменьшился. И на другой день — то же самое. Еще одна зарубка. Уже пять дней. Крэйга беспокоила одна странность: он питался хорошо, но все глубже погружался в странную апатию, словно бы терял силы от голода. Поскольку еды было больше, чем достаточно, он старался есть больше, чем ему хотелось. Это не помогло. Хоффманстааль же встречал каждое утро бодрым и в хорошем настроении. У обоих уже отросли порядочные бороды. Крэйг свою ругал — из-за нее у него зудела шея. Хоффманстааль свою бороду холил, расчесывал пятерней и даже пытался завить усы при помощи большого и указательного пальцев. Крэйг лежал на полу шлюпки и наблюдал за этим полезным занятием. — Хоффманстааль,— проговорил он,— вы ведь не экономите продукты ради меня? Совершенно незачем вам голодать, я же говорил... — Нет, друг мой. Признаться, я никогда еще не питался так хорошо. — Да вы же почти ничего не тронули! — А,—Хоффманстааль потянулся, напряг могучие мышцы и расслабился.— Это все бездеятельность. Я не голоден, не беспокойтесь... Еще зарубка. Крэйг не переставал удивляться. День ото дня, час от часу слабел и становился все апатичнее. Он валялся на носу шлюпки, расслабившись в теплых лучах солнца, глаза подернуты дымкой, тело как тряпка. Время от времени он опускал руку в прохладную воду за бортом; но появление в волнах отвратительных треугольных акульих плавников положило конец такому времяпровождению. — Они, как все в природе, эти акулы,— заметил Хоффманстааль.— Терзают, и убивают, и ничего не дают взамен той пищи, которую берут так грубо и жестоко. Им нечего предложить, разве что собственное тело, которое, в свою очередь, будет сожрано другими существами. И так далее, цепь продолжится. Этот мир — местечко не из самых приятных, мой друг. Он жесток... — Разве человек сильно от них отличается? — Человек хуже. Хуже всех... Седьмая зарубка. Крэйг все слабел. И теперь он был совершенно уверен, что Хоффманстааль вообще ничего не ест. Только когда на планшире выстроились в ряд уже девять зарубок, Крэйг обнаружил, что Хоффманстааль все-таки ест. 24 |