Вокруг света 1994-11, страница 40

нелегко. В Аспантае паром унесло, а в Порлытау сломало армейский понтонный мост. Не верится, что вся эта масса воды не доходит до моря, а рассасывается каналами, водными коллекторами и озерами. Но раньше воды было еще больше. Амударья была судоходной, и Аральская военная флотилия свободно входила в ее русло. Теперь на плаву осталось несколько железных баркасов, один из которых, с дымящим двухтактным дизелем первых послевоенных лет, натужно ревя, доставляет нас на другой берег.

Мы в Кунграде - райцентре Каракалпакии. Город этот в прошлом был важным торговым центром, исходным пунктом караванов через Устюрт к Каспийскому морю и городам Гурьеву, Уральску, Оренбургу. Для нас он тоже исходный пункт — начинается вторая часть путешествия вокруг моря.

Дует холодный резкий ветер, нагоняющий на плато Устюрт зловещие дождевые тучи. Четыре мотоцикла с полными баками и канистрами бензина, запасами воды и продовольствия держат путь на север. Вокруг безжизненная равнина с пятнами чахлой сухой травы. Вдали появляется темная линия, постепенно она приближается. Подъезжаем к подножию величественного плато Устюрт, к его чинку (так называют обрывистый край плато). Наш путь — по бездорожью, вдоль причудливо изгибающегося края чинка. Эти обрывы, местами высотой до 150 метров, сложенные из третичных известняков, ниспадали когда-то прямо в море. Здесь, вдоль западного берега Арала, издревле шла караванная дорога из Оренбурга в Хиву. Об этом напоминают изредка встречающиеся замшелые камни древних могильников.

В одном месте видим внизу кресты православного кладбища и развалины домов. Это Урга, некогда большой поселок, основанный русскими староверами. Разрушенные стены рыбозавода, обручи огромных бочек, корабельные помпы, остовы баркасов... Замечаем признаки жизни: на соломенном навесе сохнут сочные куски рыбы, рэдом лежат еще мокрые орудия лова. В сарайчике открывается дверь, и появляются пожилой узбек в меховой шапке и мальчик лет двенадцати. Церемонно обмениваемся рукопожатиями, знакомимся. Умар Дюйсенбаев — уроженец этих мест. Хотя живет он сейчас километрах в ста, на станции Жаслык, тянет его к берегу Арала, в места своей молодости. Работал Умар тогда рыбаком, много плавал по морю. Однажды, вскоре после войны, сопровождал баржу с рыбой в Аральск. Был ноябрь, и навигация уже закрылась, так что обратно, в Муйнак, пришлось возвращаться пешком, более 700 километров!

— Было холодно, и я почти все время бежал по льду, — вспоминает старик. — Вещей и запасов никаких не было. Иногда, на берегу, встречались рыбачьи аулы, там люди согревали и кормили меня. Такое не забывается...

Мы путешествуем по берегам моря уже десять дней — и до сих пор его не видели! И вдруг, когда мы поравнялись с мысом Уль-кентумсык, оно появляется. Цвет воды дейст

вительно оправдывает еще одно древнее его название — «Море синее». Возникая из марева как мираж, оно заполняет до краев весь горизонт. Но спуститься к самой воде удается только километров через пятьдесят, у мыса Актумсык. Как прекрасны влажный морской песок с пеной и водорослями, плеск волн и соленые брызги на ветру!

Подъем оказывается крутым и коварным, и мы еле выезжаем, толкая мотоциклы. Холодный ветер усиливается, и спрятаться от него на плато негде. На ночь ставим палатки за куском трубы от газопровода...

Въезжаем в Куланды. Это первый казахский поселок после незримой границы с Каракалпакией и самый удаленный от райцентра Аральска. Поселок смотрится форпостом цивилизации: есть электричество, в центре стоит антенна спутниковой связи, школа и магазин аккуратно побелены... Подходит директор школы (как будто он стоял и ждал нас), обмениваемся приветствиями. Пожалуй, скорее, чем того требовал бы этикет, он интересуется, есть ли у нас запчасти к ИЖу. Поскольку наш путь близок к завершению, мы можем быть щедрыми. Собеседник становится разговорчивее, и мы многое узнаем о жизни в Куланды. Этот крупный в прошлом рыбачий поселок сейчас отделяют от моря восемь километров песков. На всем побережье это ближайшее поселение к воде. И единственное, где еще ловят рыбу. Но не леща, сазана, сома, судака, лосося или щуку. Эти виды, а также другие, всего около 18, погибли из-за возросшей в три раза солености. А ловят недавно запущенную камбалу, привыкшую к такой концентрации соли. Ловят зимой, со льда, так как для обычного лова не осталось ни одной лодки.

Нет серьезного рыбного промысла, и люди потянулись в другие места. Самолеты из Аральска больше не прилетают, аэродром пустует.

— А как же вы выбираетесь отсюда? — интересуется Виктор.

— Раз в неделю ходит автобус.

Автобусом здесь называют грузовики-

вездеходы «Урал» с пассажирским кузовом. Так пока поддерживается связь с немногими уцелевшими аулами.

Вскоре после Куланды, обогнув залив Тущыбас, вновь приближаемся к воде. Замечаем скопление кораблей. Подъехав ближе, видим развалины зданий и полуобвалившийся причал. Корабли, а их штук пять, кажется, — на плаву. Карабкаемся на наименее разграбленные баржу-землечерпалку и буксир. Неожиданно чей-то голос заставляет вздрогнуть: «Эй, кто там?» Из темноты трюма выныривает невысокий казах средних лет. Он удивлен встрече не меньше нас. Знакомимся. Елюбай Шухаев и его двое товарищей оказываются последними официально числящимися моряками на Арале, а их буксир представляет собой весь флот! Так закончилась эпоха мореплавания на Арале.

До завершения путешествия остается совсем немного. Мы пересекаем полуостров Каратуп, соседствовавший с Кокаралом, самым большим островом на море. Теперь он не существует: сросся с материком с обеих сторон, разделив Аральское море на два во

доема, о которых говорят: «Большой Арал», «Малый Арал». Мы расслабляемся, предвкушая скорую дорогу домой, но у аула Акеспе происходит несчастье. Саша, хорошо разогнавшись по песку, взял чуть в сторону от автомобильных следов и... Полет с пятиметровой высоты, удар о песок, перевернутый мотоцикл и распростертое тело. Дима, ехавший рэдом, с трудом успевает остановиться на краю грэды. Целый день наш неудачливый гонщик отлеживается, а мы ремонтируем мотоцикл. На следующий день Сашу перетягиваем ремнями, сажаем на мотоцикл и медленно трогаемся.

Моря мы больше не видели до самого конца пути...

Иван КСЕНОФОНТОВ, участник экспедиции журнала «М ото» — специально для «Вокруг света» Фото Виктора ВОЛЫНСКОГО

К ОТШЕЛЬНИКАМ ВЕНЕСУЭЛЬСКОЙ СЕЛЬВЫ

«В верховьях реки Ориноко и по берегам Урарикуэры простираются обширные неисследованные районы, по которым бродят многие группы лесных кочевников. Их малоизвестные общины окружены тайной и легендами...» — так писал в 1948 году об индейцах тропических лесов Амазонии видный французский этнограф-индеанист Альфред Метро.

Что касается географии, тут все предельно ясно и понятно: речь, конечно же, идет об огромных лесных пространствах, ограниченных с запада и юго-запада рекой Риу-Негру, с востока — руслом Риу-Бранку, а с севера — течением Урарикуэры и горным хребтом Серра-Парима, — иначе говоря, о непроходимой сельве, что простирается на юге Венесуэлы и севере Бразилии.

А вот жизнь иных обитателей венесуэльской сельвы и впрямь окутана покровом многовековой тайны. Покровом, который был приоткрыт лишь в пятидесятых-шестидесятых годах нашего столетия. Впрочем, о том, что труднодоступные дебри венесуэльской сельвы населены индейцами, знали и раньше. Так, например, известно, что в XV веке, ко времени появления в Южной Америке первых европейцев, в сельве Амазонии, по наиболее вероятным оценкам, жило около двух-трех миллионов индейцев и часть из них так или иначе сталкивалась с белыми первопроходцами — испанскими и португальскими конкистадорами, которые стремились проникнуть в самое сердце сельвы, потому как согласно древним преданиям именно там находилась легендарная страна Эльдорадо.

Однако, поскольку белые авантюристы могли передвигаться только по большой воде — широким, полноводным рекам — и как огня боялись узких проток, кишащих крокодилами, анакондами и прожорливыми пираньями, не говоря уж о адовитых обитателях суши, им так и не удалось пробиться в глубину сельвы, сквозь непролазные чащобы, где, буквально

38