Вокруг света 1994-12, страница 50

ТЕОРтИВВШРОЯМОСТИ

Куда только не забрасывала меня судьба... Пришлось поколесить и по Южной Америке. Причем забирался в такие уголки, что лежат, прямо скажу, совсем вдали от туристских троп. С разными людьми приходилось встречаться. Но та встреча осталась в памяти навечно. Дело было в Уругвае, в 1987 году. В конце августа в колонии эмигрантов, что в 70 километрах от Монтевидео, проходил традиционный праздник, фестиваль не фестиваль, но «гудели» все лихо. Яне большой любитель «этого дела», потому задержался у израильского павильона (уж больно интересная там экспозиция была), а коллега отошел «по пивку». Тут гляжу — стоит неподалеку пожилой подтянутый человек в светлой рубашке, отутюженных брюках и пристально на меня мотрит. Подошел, разговорились. Оказывается, он уловил мои говор, это его и привлекло. М ы оба, как выяснилось, были из Донецкой области, из Горловки. Звали его Василием Петровичем Константиновым. Потом, прихватив с собой военного атташе, поехали к нему домой Просидели весь вечер... В Уругвае Константинов оказался так же

как десятки, а может быть, и сотни его соотечесвенмиков. Освободившись из концлагеря в Германии, подался не на восток, на «инфильтрацию», а в другую сторону, и был спасен. Помотался по Европе, осел в Уругвае. Долго хранил в памяти то поразительное, что вынес из далеких 41—43-х годов.

И вот наконец выговорился. В 1989-м Василий умер: возраст, сердце... У меня хранятся записки Василия Константинова, и, предлагая фрагмент его воспоминаний журналу «Вокруг света», надеюсь, что он поразит читателя так же, как в свое время поразил меня устный рассказ их автора.

Константин ТЮЦ, инженер элетронщик

ДИСКОЛЕТ ИЗ...

«ТРЕТЬЕГО РЕЙХА»

НА ПОЛИГОНЕ ПОД ПЕНЕМЮНДЕ

Шел жаркий июль 1941 года. Перед глазами то и дело вставали нерадостные картины нашего отступления — изрытые воронками аэродромы, зарево в полнеба от горящих на земле целых эскадрилий наших самолетов. Постоянный вой немецкой авиации. Груды металла вперемешку с искалеченными человеческими телами. Удушающее марево и смрад от занявшихся пламенем пшеничных полей-

Поел е первых схваток с врагом под Винницей (в районе нашей тогдашней главной ставки) наша часть с боями пробивалась к Киеву. Иногда, для отдыха, мы укрывались в лесных массивах. Наконец вышли к шоссе в шести километрах от Киева.

Не знаю, что именно пришло в голову

нашему свежеиспеченному комиссару, но было приказано всем оставшимся в живых построиться в колонну и с песней маршировать по шоссе к Киеву. Со стороны все это смотрелось так: группа измученных людей в обмотках, с тяжелыми трехлинейками образца 1941 года двигалась к городу. Только успели мы пройти всего с километр. В иссиня-черном от жары и пожарищ небе появился немецкий самолет-разведчик, а потом — бомбежка... Так судьба поделила нас на живых и мертвых. Уцелели пятеро, как выяснилось позднее в лагере.

...Очнулся я после авианалета с контузией — голова гудит, перед глазами все плывет, а тут — детина, рукава рубахи закатаны, и грозит автоматом: «Русишес швайн!» В лагере запомнились мне разглагольствования нашего комиссара о справедливости, братстве, взаимопомощи, пока вместе не

поделили и не доели последние крошки моего чудом уцелевшего НЗ. А дальше меня свалил сыпной тиф, но судьба подарила мне жизнь — потихоньку я стал выкарабкиваться. Организм требовал еды. «Приятели», в том числе и комиссар, по ночам, таясь друг от друга, уминали собранную днем на соседнем поле недозрелую картошку. А что я — зачем переводить добро на умирающего?..

Потом меня перевели в лагерь Освенцим за попытку побега. До сих пор меня ночами преследуют кошмары — лай немецких овчарок-людоедов, готовых по приказу охранников-эсэсовцев разорвать тебя на куски, крики лагерных старшин-капо, стенания умирающих возле бараков.. Страшным сном наваливаются воспоминания, когда в груде полуживых тел и трупов я, заключенный санитар блока выздоравливающих, снова заболевший возвратным тифом, издал своей очереди в накопителе у

48

I