Вокруг света 1995-01, страница 10

они с ними будут делать. Яномами садились на корточки и подолгу, словно зачарованные, следили за безостановочным бегом секундной стрелки. Тогда я предложил кому-то из них приложить часы к уху... С той минуты индейцы ходили за мной по пятам и просили дать им послушать, как разговаривает «Тих -тих -тих ».

Однажды я ушел с охотниками в сельву суток на двое. Когда мы вернулись, ко мне подошли двд молодых воина — Каракуа и Пэнау.

Лица их были сильно опечалены. Они бережно взяли меня за руки, молча подвели к моему жилищу и так же безмолвно отошли в сторонку. На жердочке, привязанные за тонкую лиану, висели мои часы, которые перед уходом на охоту я дал поносить Пэнау. Я обернулся к индейцам — те отвели глаза в сторону, а потом и вовсе повернулись ко мне спиной. Достаточно было взглянуть на циферблат, чтобы понять, в чем дело: механические часы, исчерпав свой завод, остановились, и яномами, как видно, из чувства сострадания по поводу безвременной кончины «Тих-тих-тих», решили не докучать мне лишними расспросами и оставили меня наедине с «покойным». Какова же была их радость, когда я, покрутив заводное колесико, оживил своего «друга», к которому они прониклись каким-то благоговейным, мистическим трепетом и с которым даже общались...

— А что еще понравилось яномами из твоих, скажем так, диковинок? — говорю я.

— Буквально все, что было при мне, яномами воспринимали, как чудо, — продолжает вспоминать Виталий. — Увидали они как-то раз у меня карандаши и бумагу, и ну допытываться: что это такое и для чего нужно? Так стал я учить индейцев рисовать. И некоторым из них это занятие пришлось по душе — им очень нравилось выводить на бумаге причудливые узоры и фигурки.

— И еще я научил индейцев разным приемам рукопашного боя, всевозможным играм. Помню, все началось вот с какого случая. Сидим мы однажды вечером с Каракуа, общаемся. В руках у индейца — нож: небольшая палочка с костью из обезьяннего ребра на конце. Этим ножичком воин затачивал «ра-факку» — большой обоюдоострый наконечник для стрелы. Покончив с работой, Каракуа ловко перебросил наконечник в правую руку и сделал резкий выпад вперед, будто собираясь поразить меня в грудь. Прежде чем я успел оценить его шутку, мои руки выполнили доведенное до автоматизма движение — наконечник отлетел в сторону, а Каракуа, уткнувшись затылком мне в колено, замер в неестественной позе. На его вскрик — от удивления и боли — сбежались воины. Вскоре вокруг меня собралась целая толпа мужчин, и всем хотелось, чтобы я еще разок повторил, как это у меня лихо вышло — скрутить самого сильного и ловкого из воинов. И вот я принялся обучать индейцев приемам рукопашной борьбы. Представляю, как это выглядело со стороны: крики растревоженных попугаев, лай мечущихся в растерянности собак, визг детей, бурные возгласы взрослых...

Сумерки стремительно сгущались, уже загорелись костры, а я в слабых отблесках огня все отбивался от разгоря

ченных тел индейцев, прыгал и кувыркался на сырой, утоптанной босыми ногами земле, демонстрируя яномами новые приемы рукопашного боя. Но энергия моих соперников, казалось, не иссякнет никогда. Наконец я, обливаясь потом и задыхаясь от усталости, вырвался из общей кучи, подхватил на руки пустившегося было от меня наутек малыша и, прижав его к груди, рухнул как подкошенный прямо вместе с ним на спину. Раскинул руки в стороны и громко объявил мальчонку победителем, приведя взрослых в неописуемый восторг. На этом борьба закончилась.

— И никакой обиды со стороны побежденных ты не ощутил?

— Напротив. На другой день в роли учителей выступили уже яномами. Это был своего рода обмен опытом. Индейцы устроили мне испытание, решив посмотреть, как я управляюсь с луком — фатто, главным оружием яномами на протяжении тысячелетий. Большой лук и три-четыре двухметровые стрелы, зачастую обработанные ядом кураре, — единственное, что несет с собой охотник, отправляясь за добычей в сельву. Стрелы — большая ценность, поэтому яномами подбирают их после любого выстрела, удачного или неудачного. Каждая стрела — истинное произведение искусства, и ее изготовление требует немалого мастерства и терпения.

Так вот, испытание заключалось в следующем: мне нужно было как можно больше оттянуть на себя тетиву фатто и удержать ее в таком положении дольше моего соперника, что оказалось не так-то просто, поскольку тетива у лука очень тугая. И все. Стрелять же в длину, на меткость, у яномами не принято: в густых джунглях особенно не постреляешь. Да и потом, можно сломать драгоценный наконечник или стрелу, а это, по разумению индейцев, непростительная роскошь. Кроме того, яномами считают — раз ты в состоянии выследить зверя или птицу, подобраться к добыче на достаточно близкое расстояние, чтобы не спеша прицелиться и выстрелить, значит, промаха просто быть не может. Ну, разве что лесные духи помешают...

Когда мы уже достаточно узнали друг друга и я стал более или менее сносно изъясняться на языке яномами, индейцы предложили мне стать «настоящим мужчиной». И я возьми, да и согласись. Тогда меня раздели донага, освободив от «ненужной личины», — и в ход пошла краска из плодов уруку. Минут через десять из-под руки самой искусной «гримерши» племени вышел первый и единственный во все времена бородатый яномами. А воины доукра-сили меня, навесив, куда только было можно, пучки лиан, браслеты из перьев и в довершение всего облепив птичьим пухом. Потом ко мне подошел вождь, оглядел с головы до ног и одобрительно кивнул. Не скрывали своего удовлетворения и женщины, и дети.

— На кого же ты стал похож? — сочувственно спрашиваю я.

— Это выяснилось чуть позже, — не без гордости отвечает Виталий, — когда я услышал, что к моему имени Витга — так с первого дня называли меня яномами — прибавилось почетное звание «воин».

Но какой же воин без оружия? Все решилось очень быстро. Ко мне подо

шла молодая женщина, щеки у нее были в черной краске — в знак траура, в руках она держала двухметровый фатто и три стрелы — оружие недавно погибшего мужа. Женщина улыбнулась и вручила все это мне. Я с почтением принял у нее оружие, оттянул до плеча тугую тетиву фатто и, прицокивая языком, как это в знак благодарности делают яномами, стал лихорадочно соображать: а не принимаю ли я тем самым на себя определенные обязательства перед этой женщиной? Оказалось, что нет.

Однако быть воином и не иметь жен, число которых служит показателем твоих возможностей и состояния, по мнению яномами, по меньшей мере, неразумно. Воин должен иметь столько жен, сколько сможет содержать. А иметь жену — значит защищать и кормить не только ее, но и ее родителей. Жену можно отбить у соседнего племени, а можно, к приме- ¹ ру, вырастить самому, заранее договорившись с родителями девочки — будущей невесты. Женой также может стать супруга твоего погибшего брата или родственника, или даже твоя родная сестра, однако в последнем случае за тобой навсегда закрепится прозвище «явере», что неминуемо приведет к потере твоего авторитета среди соплеменников...»

— Ну и как же ты решил проблему с женитьбой? — задаю я шутливый вопрос.

— Лично я ничего не решал, — улыбается Виталий — За меня все решили яномами, причем без всяких обиняков, что меня сначала прямо-таки огорошило. А произошло это вот как.

Однажды я взял на руки маленькую симпатичную девчушку лет четырех, по имени Афи. Малышка крепко обвила ручонками мою шею, и я некоторое время с удовольствием носил ее на руках. С той минуты Афи ходила за мною по пятам, и я, естественно, награждал ее знаками внимания чаще, чем других малышей. И вот как-то раз подходят ко мне несколько юношей и мужчин. И один из юношей — им оказался старший брат Афи — возьми, да и положи девочку в мой гамак. Сначала я ничего не понял, растерялся, а потом до меня вдруг дошло, что индейцы предлагают мне взять Афи в жены, потому как уж больно внимательно я к ней отношусь. Смекнув в чем дело, я принялся горячо и настойчиво объяснять индейцам, что не могу взять Афи в жены, потому что у меня, в моем родном шабоно, который далеко-далеко, уже есть жена, да, мол, не одна. Тем более что скоро я собираюсь возвращаться домой. А знаки внимания к Афи с моей стороны — проявление дружеских чувств к ней, ее брату и родителям — только и всего. Мое объяснение удовлетворило родственников малышки, и они стали называть меня «шори» — братом...

Вскоре действительно пришла пора расставаться. Мы прощались с индейцами, как с родными братьями и сестрами. К тому времени между нами, и правда, сложились очень теплые, дружеские отношения. Кроме того, я считаю, мы обогатили друг друга полезными знаниями и опытом, и это — самое главное.

Записал И.АЛЧЕЕВ Фото И .МИХАЛЕВА и В.СУНДАКОВА