100. Николай Гоголь, страница 16
Жизнь и эпоха Писатель-аскет «В Самарии сорвал полевой цветок...» В Палестину Гоголь плыл как бы через силу. С одной стороны, он сильно сомневался в необходимости этого паломничества, не считая теперь себя достойным предстать пред Гробом Господним; с другой, требовалось поставить логическую точку в деле, о котором он твердил своим знакомым на протяжении нескольких лет. Отступать было уже стыдно. В Иерусалим Гоголь въехал на осле 5 февраля 1848 года. Пребывание в легендарном городе оказалось безрадостным. Еще из Неаполя он, поверженный в прах непониманием друзей, писал страшные слова А. П. Толстому о том, что сомневается в своей вере: «Признаю Христа Богочеловеком только потому что так велит мне ум мой, а не вера... Хочу верить». Собственное бесчувствие, в котором он провел все паломничество, поразило его. «Молился кое-как о себе», — сообщал Гоголь матери из Иерусалима. Наиболее честен писатель был в письме, адресованном Жуковскому и написанном через два месяца после посещения Палестины, уже из Бейрута. Цитируем этот потрясающий документ: «Мое путешествие в Па- Версия НЕУДАЧНОЕ СВАТОВСТВО Исследователей всегда удивляло отсутствие «романических» историй в жизни Гоголя. Кому-то это давало повод к созданию более или менее произвольных теорий по большей части, фрейдистского толка. Между тем, как минимум один «реальный» роман у Гоголя был; более того, тогда писатель как будто даже попытался создать семью. «Тут было что-то чудное, и как оно случилось, я до сих пор не умею... объяснить», — писал он. Его избранницей стала представительница близкого Гоголю семейства Вьельгорских — младшая дочь графа М. Вьельгорского, к помощи и поддержке которого наш герой прибегал неоднократно. В отношениях с Анной Вьельгорской важен момент наставничества — судя по всему, в какой-то момент Гоголю показалось, что ему удастся «вылепить» из девушки верную помощницу и единомышленницу. По косвенным признакам можно предположить, что зимой 1848— 49 гг. Гоголь, «зондируя» почву, написал о своем намерении сестре Анны Михайловны А. М. Веневитиновой, и та отговорила его начинать сватовство, уверив, что мать Анны Михайловны никогда не согласится на подобный мезальянс. И Гоголь тут же кончил дело — как будто даже с некоторым облегчением. Слабая попытка покинуть аскетическую келью и выйти «на свет» не удалась. i Памятник писателю на его родине, в Васильевке (ныне село Гоголево). лестину точно было совершено мною затем, чтобы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца... Где-то в Самарии сорвал полевой цветок, где-то в Галилее другой, в Назарете, застигнутый дождем, просидел два дня, позабыв, что сижу в Назарете, точно как бы это случилось в России на станции». В этом же письме он просит Жуковского адресовать свой ответ в Васильевку. Всеми мыслями Гоголь был на родине. Только там, верил писатель, он сможет вернуться к художественному (именно художественному!) творчеству. Оно представлялось теперь спасением. Тому же Жуковскому Гоголь объяснял выстраданное за последние месяцы: «Не мое дело поучать проповедью... я должен выставить жизнь лицом, а не трактовать о жизни». Прощание с родными местами В конце апреля 1848 года Гоголь вернулся в Россию на этот раз навсегда. Из Одессы он направился прямиком в Васильевку, где провел остаток весны и лето. «Ты спрашиваешь меня о впечатлениях... отвечал писатель на вопросы А. Данилевского. Было несколько грустно, вот и все. Подъехал я вечером. Деревья одни разрослись и ста- Картина В. Поленова «Олива в Гефсиманском саду» (1882). ▼ Граф Михаил Юрьевич Вьельгорский (1788—1856). ш |
