Юный Натуралист 1971-03, страница 51

52

Тихим мартовским утром я сидел с ружьем в устье Церковного ерика. Ночной туман, пригретый сверху солнцем, поднялся рваными, нерасчесанными хлопьями, и миру открылась настоящая весна: голубое небо точно вымыто, на рыжей прошлогодней траве, на полегших камышах хрустальными бусинками вспыхнули, заискрились капельки росы; многочисленные озерца на лугу, оставшиеся от талого снега, заблестели под солнцем и, казалось, тоже излучали тепло. Рыбацкие хутора над Доном, тополевые рощи вдали подернулись нежной сиреневой дымкой. А в воздухе такая чистая бирюзовая свежесть, хоть черпай ковшом и пей.

Над ериком, где на крутой излучине пробкой застрял и никак не мог прорваться почерневший ноздреватый лед, с тоскливым мяуканьем кружились марты-ны-рыбалки. Среди них мельтешили и чернобокие вороны, неуклюже размахивая крыльями с растопыренными, как пальцы, перьями. Они хрипло и беспокойно орали.

Я сидел в засидке под кустом тальника, смотрел на них и не мог понять, зачем здесь собрались вечно враждующие птицы и что они между собой не поделили.

Позади меня послышались шаги — сначала смелые и быстрые, потом замедленные, вкрадчивые. Я оглянулся. Рядом стоял мальчишка лет девяти. Худощавый,

с большими синими глазами, он с нескрываемым любопытством рассматривал меня. Я тоже уставился на него. Уж больно смешным он мне показался. Смотрит на меня и широко улыбается, будто мы с ним давным-давно знакомы, но давно не видались. И одет этот незваный гость был тоже смешно: тесная и очень короткая куртка плотно обхватывала его худощавую фигурку. Из коротких рукавов чуть ли не до локтей выглядывали покрасневшие от холода руки. Такие же серые штаны тоже тесны. Зато резиновые сапоги, должно быть с отцовских ног, болтались на нем, как пустые.

— Ты откуда такой? — спросил я.

Широкая улыбка на его лице сразу

исчезла, а белесые брови чуть-чуть нахмурились.

— А вы что тут делаете?

Я тоже напустил на себя строгость:

— Сам видишь, что я тут делаю.

Он немного замялся и шагнул ближе.

— А права у вас есть?

— Ну, а то как же!

— А вы покажите, — подошел он уже совсем близко.

Я с любопытством посмотрел на парнишку.

— Да ты кто такой?

— Это неважно, — сказал он, еще больше хмурясь, и так посмотрел на меня своими синими глазами, что я увидел в них силу непримиримого характера. — Я — тутошний, — кивнул он на хутор.

Я притворно вздохнул:

— Ну что же, придется показать.

Достал охотничий билет и подал его

через куст строгому пареньку.

Тот долго вертел билет в руках, рассматривая со всех сторон. Брови у него то хмурились, то поднимались кверху. Возвращая билет, сказал солидно:

— Тогда правильно. Охотьтесь... А то ходят тут разные, всю дичину разогнали. А я спрячусь под куст! Ладно?

Я пожал плечами:

— Тогда уж залезай ко мне, тут сухая подстилка.

Парнишка проворно нырнул в лазейку, уселся рядом, бесцеремонно потеснив меня, и довольно улыбнулся.

— Тут красота! — сказал он. — Солнышко пригревает.

От него пахло дымком и еще чем-то домашним, луковым. На затылке, на тонкой шее, — глубокая канавка с косичкой волос неопределенного желто-серого цвета, а по окрайкам, на шее, совсем белесый пушок.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Тимкой, — сказал он и, глянув на меня сбоку, добавил: — А ребята Тимуром зовут.