Юный Натуралист 1971-08, страница 14

ЭДУАРД КОРПАЧЕВ

Глоток моря

Ну как он расскажет московским дружкам про море? Какими словами заставит словно бы воочию увидеть эту голую синюю ниву? И поверят ли ребята, что едва посмотришь раз на эти синие мили — как тут же заболеешь жаждой зреть только море, ласкать взгляд морской синевой, слышать и ночью шипящие звуки волны, видеть и ночью, во сне, тот дальний и особенно синий ободок, где море становится небом, а небо становится морем, и утром опять, точно проголодавшись без настоящего, а лишь приснившегося моря, бежать на эту отринутую прибоем рябенькую гальку и вбирать, вбирать глазами упоительную эту гладь, — разве поверят во все ребята?

А как рассказать про кольчатые пальмы, про зеленые свечки кипарисов, про эвкалипты со странными, лишенными коры и точно ободранными стволами? Как рассказать про этот вытянувшийся вдоль прибрежной каймы абхазский город и про горы, про эти поросшие, зелеными валами встающие вдоль побережья и как бы хранящие город со всех сторон горы, которые с берега, с моря, с Курортной улицы кажутся велюровыми?

И Артурчик, у которого глаза стали еще более голубыми здесь при виде моря, сначала решил непременно поведать о том первом своем впечатлении, когда он увидел всю эту величественную ширь, ахнул, сел в изнеможении от красоты и долго так сидел — точно без мамы, без людей, наедине с морем, и было такое ощущение, что он пьет глотками вкусный напиток. Позже, в этот же день, уже окунувшись в море и поглядев при этом на себя с удивлением, точно он весь должен был окраситься в синее, Артурчик и

вправду выпил с ладони морской воды. Это был глоток, всего лишь глоток моря, и море на вкус оказалось вовсе не горько-соленым, а приятно соленым.

Но теперь, только теперь, когда Артурчик с дедушкой Резо, у которого они с мамой поселились на месяц волшебной жизни, поднялись немного вверх, в эти начинающиеся велюровые горы, — только теперь Артурчик, обернувшись, увидел море как надо, в лицо: совсем близкое, накренившееся, выпуклое, поднявшееся к мглистому небу и такое глубокое, что захотелось погладить его рукой. И он протянул руку, повел ею, коснулся рукою всего моря — и осталось на пальцах нечто, как бы цветочная пыльца. И он даже запел что-то без слов, просто так, тра-ля-ля, потому что было у него такое ощущение, будто он не только стоит и смотрит, а подрастает, подрастает. Ах, вот оно какое, Черное море, и вот с какой высоты надо смотреть на него!

— Артур! — с каким-то клекотом позвал его дедушка Резо, такой древний, с лицом, напоминающим сушеный абрикос, и Артурчик с воодушевлением полез по кремнистой тропе, боясь оборачиваться и зная: каждый раз море будет представляться все более необъятным, все более голубым. С высоты, с высоты надо смотреть на него!

Наконец-то он дождался этого дня, когда ^белесая мгла во все небо и когда бесполезно загорать, и вот они вдвоем взбираются по узловатой тропе меж кустов дикой ежевики; старик то и дело останавливается и как-то беззвучно вздыхает, точно в сотый раз потрясенный видом своего моря, своих гор.