Юный Натуралист 1971-08, страница 17
15 лась на свету, на виду та же плоскость, тот же луг, та же чабанская будка, но только теперь отара овец усыпала это плоскогорье, отара курчавых овец под призором двоих чабанов. Такой счастливый мираж! — Артур! Артур! — с прояснившимися лицами закричали чабаны и бросились навстречу, роняя свои бурки. И когда понял он, что все это правда и что старик, поделившись своим горем с чабанами, ушел искать его, он крикнул в сердцах: — Да ведь он погибнет один! — и кинулся опять туда, откуда пришел исхлестанный ветвями, в разодранной рубахе, покоритель гор. А только не пришлось ему лезть вверх и вверх из последних сил, потому что выходил ему навстречу из лесу абхазец, тоже исхлестанный, исцарапанный, без клюки, без этой каракулевой шапки своей, такой потный, глотающий воздух, как рыба, и Артурчик, поглядев на него с виною, понял, что не смог старик оставаться сторожем при горке шишек, что он сказал чабанам про него — и тут же вверх, вверх, что он, наверное, видел его, Артур-чика, когда ломился он через кусты, но не звал, не окликал, не мешал ему рисковать и страх испытывать... — Горы1 — только и сказал мечтательно абхазец, подходя к нему и кладя влажную руку на плечо. — Горы! Артурчик же подхватил, укоризненно так: — Агоры, дедушка Резо, агоры! Чабаны что-то варили на огне очага, бойко заговорили со стариком на своем языке, все трое стали покачивать головами, посмеиваться, восторженно перебивать друг друга, и слушала всех троих овчарка, глядевшая то на одного человека, то на другого. Артурчик сел с подогнутыми ногами, теперь некуда спешить и можно до вечера, до сумерек смотреть на неувядаемое, голубенькое море. Вечно шумит оно, вечно стоят велюровые горы, вечно растут эти диковинные, первобытные сосны с синеватыми иглами, а люди все едут сюда, люди, старые и молодые, глядят во все глаза на море, на горы; и пройдут годы, состарится он, Артурчик, подобно дедушке Резо, а всегда, всегда будет голубое море и всегда будут зеленеть эти горы. Знакомым, похожим на клекот голосом его окликнули от очага, он не отозвался, увлеченный этой мыслью, впервые пришедшей к нему и сделавшей его угрюмым и задумчивым: что вечно шумит море, вечно стоят горы, а люди так жаждут увидеть и море, и горы. Увидеть, открыть, прикоснуться... Мы шли по лесной влажной дороге. Идти было неудобно, кеды тонули в земле. Зато шагов не было слышно. Лес стоял тихий, только легкий ветерок дул в лицо. Вдруг мы заметили, что навстречу кто-то бежит на длинных ногах. Собака? Зверек все приближался, и мы поняли, что это большущий заяц-беляк. Стоим и дышать не смеем: не часто увидишь в Подмосковье бегущего на тебя зайца. А заяц безрассудно несся к нам. Вот уже* близко совсем, кинуться — руками можно схватить. Не знаю, как мы удержались. Шкурка у него была коричневая, снизу, с брюха, отороченная голубовато-серой каймой. Не добежав двух шагов, заяц сел, повернулся боком, поглядел горячим карим глазом и тут смекнул, что перед ним что-то незнакомое. Поразмыслив, пошевелил усами, подпрыгнул — и прочь с дороги. Исчез в чаще елей. Едва мы успели перемолвиться двумя словами, смотрим: еще кто-то бежит. Ближе, ближе — зайчонок! Тоже не маленький — с кролика. Этот и вовсе об опасности не думал, чуть не налетел на нас. Просто ничего не стоило его погладить. Но мы опять устояли. А он у самых наших ног по следам зайчихи — в лес! Глядим, к нам третий зайчишка бежит. Окаменели. Ждем. За третьим — четвертый. Уши на бегу треплются, след на дороге вынюхивает. А там пичуга сидела, трясогузка. Зайчишка наткнулся на нее, трясогузка вспорхнула, трусишка-заяц прыгнул, кувыркнулся, шарахнулся в сторону. Мы чуть не расхохотались, такой он был смешной. Опять взял след, подбежал к нам вплотную — не испугался! — разглядел, свернул в сторону. А мы все ждем — и не напрасно: еще одни уши впереди треплются. Пятый, правда, до нас не дошел, скрылся в кустах. «Теперь, — решили мы, — можно и с места сдвинуться. Кончились, наверное, зайцы». Так нет же, за пятым — шестой, самый маленький, рыщет на дороге. Отстал от братишек. Только вдруг из-за кустов, как раз там, где исчез пятый, выскакивает зайчонок и бежит назад, к шестому. Подбежал, постояли нос к носу и вместе прыгнули в кусты. В деревне мы про своих зайцев молчали, боялись, что их выследят и перебьют. Рассказали в Москве друзьям, а те — не верят: «Шесть зайцев сразу?! Ну, знаете, слыхивали мы охотничьи рассказы!» Е. ПОМЕРАНЦЕВА |
