Юный Натуралист 1971-11, страница 44

Юный Натуралист 1971-11, страница 44

43

Джонни смело вошла в реку. Заплыла на середину. Из воды были видны ее спина и уши. Возвратилась к берегу, блаженно залегла в черной илистой жиже и, набрав в хобот воды, поливала, словно из лейки, спину.

Погонщик, наблюдавший с берега за стадом, хлопнул в ладоши, возвещая, что отдых кончился.

Вечером на обратном пути в город довольный погонщик, восседая на спине Джонни, ласково гладил мягкий и теплый хобот слонихи.

— Молодчина, Джонни! Сегодня на славу поработали! Я всегда говорил: ты самая умная из всех слонов.

На другой день солнце стояло в зените, все обжигая вокруг. Птицы и обезьяны замолкли, попрятавшись в густых лианах. Обычно разговорчивый погонщик, почему-то притихший, сидел на спине Джонни. Слониха в тревоге остановилась.

— Тяжко мне, Джонни! — прошептал погонщик. — Замучила лихорадка... Ты уж прости... Рука не держит ветку, чтобы отогнать от твоих глаз надоедливых мух...

Джонни, словно размышляя над словами погонщика, напраьилась к серебристой пихте. Запрокинула хобот, обвила поперек безвольное, словно ватное, тело своего любимца и бережно опустила его на землю под тенистый полог ветвей рядом с ползучей ивой. Подождала, пока он устроился поудобнее, и вновь принялась за работу.

Мухи облепили маленькие глазки Джонни, как осы, жалили мягкие веки. Глаза слезились. Но Джонни не выпускала из хобота бревна, не останавливалась, а терпела, убыстряла шаг, почти бежала, сбиваясь с привычного темпа сама, и умаяла стадо.

В этот день слоны сделали меньше обычного.

Подбежал жирный надсмотрщик в широкой соломенной шляпе. Стучал ногами, осыпал слонов бранью, ударил Джонни ременной плеткой. Но она вынесла незаслуженную обиду.

Весь следующий день совсем обессилевший погонщик пролежал под пихтой. Джонни работала за двоих, но мухи ее одолевали. Она выбивалась из сил. Около кедра она положила бревно, собралась передохнуть, как вдруг почувствовала, как кто-то прыгнул к ней на спину. Джонни повела хоботом. Это была маленькая короткохвостая бенгальская макака, каких немало в Восточных Гималаях. Джонни хотела сбросить непрошеную гостью. Но та подвинулась к самым ушам слонихи и, подражая погонщику, стала помахивать пальмовой веткой.

Благодарная Джонни подняла бревно и убыстрила шаги.

В этот день, как и прежде, стадо перенесло много тяжелых бревен.

А когда солнце спряталось за деревьями и слоны отправились в обратный путь, обезьянка соскользнула со спины Джонни, зацепилась за лиану, раскачиваясь, стала устраиваться на ночлег.

Потом погонщик выздоровел. Повеселевшая Джонни, словно стараясь наверстать упущенное, бистро двигалась по улице, чтобы поскорее достичь джунглей, она почти бежала, весело помахивая хоботом. А когда поравнялась с небоскребом, задрожала, увидев, как люди везли клетку с обезьянами, и среди них была ее маленькая спасительница.

Джонни замедлила шаг.

— Быстрее, черт побери! — услышала она гневный окрик надсмотрщика и свист плетки.

Погонщик проворно спрыгнул на асфальт и, трясущийся от возмущения, подбежал к надсмотрщику.

— Отпустите обезьянку!—крикнул он.— Ловить обезьян — кощунство!.. Стадо будет неделю работать бесплатно. Только отпустите!

— Заткни свою глотку! И без тебя знаю, что ловля обезьян запрещена. Но белые щедро платят. А за эту дадут больше. Она умеет махать веткой...

— Отпустите, она нам помогала. Вы же в те дни получили от хозяина больше рупий...

Джонни остановилась.

— Ах вот как! — губы надсмотрщика скривились в недоброй улыбке. — Плетки давно не пробовал?! — Увесистая, гибкая как змея плеть оставила кроваво-синюю полосу на щеке погонщика.

Джонни, спокойно слушавшая разговор людей, стремительно двинула хоботом, и надсмотрщик, издав странный вопль, полетел на гранитную кромку тротуара.

Отрывисто дыша, не обращая внимания на крики столпившихся людей, Джонни усадила погонщика к себе на спину и слезящимися глазами смотрела вслед удалявшейся клетке с обезьянкой...

...Город спал. Бодрствовали полицейские и огни реклам. Стадо слонов, как обычно, шло на работу. Около небоскреба Джонни замедлила шаг и понуро встала.

— Джонни! — говорил ей погонщик. — Не мучай себя. Он гадкий человек и не стоит того, чтобы о нем так долго помнить. Пошли!

Джонни не дрогнула ни одним мускулом. В течение двух часов она стояла, низко опустив хобот, закрыв глаза, словно укоряла себя в несдержанности и никак не могла себе простить поступка, совершенного в минуту необузданной ярости.

М. РОДИОНОВ