Юный Натуралист 1971-11, страница 53

52

поднялось черное облако вперемешку с перьями. В суматохе я потерял из виду новичка. Где он? И ужаснулся. Что они с ним сделали? Так извозили сажей, что он тоже стал черным. Зато теперь наравне со всеми клевал хлеб. Его никто не прогнал.

Оказывается, это была не просто драка, а посвящение в заводски^ воробьи.

Н. ТЕРЕХОВ

ЖЕШКА

Туристская база приютилась на перевале: дощатые домики, в разгар сезона — два ряда белых палаток. И все это на четыре месяца. В остальное время здесь царство снегов — толщина одеяла до шести метров. Крыши на домиках острые, как немецкие кирхи, чтобы снег скатывался с них, иначе раздавит дома, как скорлупки. Когда Корнеев приходит сюда, видны одни крыши. Но снег исчезает быстро. Если не налетит внезапный циклон, база освобождается от снега за четыре-пять дней. Бывает, что шалый ветер выбьет стекло и набросает в комнаты снегу. Тогда Корнеев

берет лопату и выбрасывает снег сквозь открытую дверь и так и оставляет дверь открытой, пока дом не просохнет.

Корнеев — сторож на базе, ему семьдесят лет. Строил базу, да так здесь и остался: место, близкое его сердцу. Туристы знают приземистую фигуру Корне-ева, его неразговорчивый нрав. Дед Корень — называют его между собой. А вслух величают Петром Ивановичем. Туристы всегда рады видеть его, поделиться с ним новостями.

И вдруг у деда объявился сосед: олененок Жешка. Произошло это неожиданным и удивительным образом.

Весна выдалась ветреная и снежная. Даже внизу вьюги чередовались с туманами и дождями, а в горах вовсе творилось несообразное: снежные карнизы лепились на каждой скале, их рвало ветром, сбр'асыва-ло большими и малыми оползнями. Но Корнеев пришел на базу в обычный срок — перед концом апреля. Острые крыши домиков, как надолбы, прорезались из-под снега и росли с каждым часом; звенели ручьи, пахло весной: влагой и прогретым на солнце камнем, — так пахнет на ледниках и в горных расселинах. Принес старик с собою сухой паек: сгущенку, рис, два кирпичика хлеба, две банки мясных консервов.

Только не в доброе время пришел Корнеев. Поседело вдруг небо, налетела пурга и в одну ночь замела лагерь с крышами. Корнеева засыпало в домике, насилу выкарабкался старик.

Глянул — кругом бело. Да небо такое синее, близкое, что, подними руку, — царапнешь голубизну. Потужил старик, что долго придется ждать каравана, потом смирился — сиди и жди. Сел на конек обнажившейся крыши, полез по карманам: курить захотелось. Но не дотянулся до пачки, увидел вдалеке что-то черное, точку махонькую, будто бы галку, распростертую на снегу. Галок на такой высоте не бывает, нечем им тут кормиться. Орел? — начал вглядываться старик. Волк?.. Показалось ему — шевелится чернота на снегу: что-то живое. Полез в домик через нору, которую проделал головой да плечами, когда наверх вылезал, вернулся с лыжами. Опять поглядел — шевелится. Встал на лыжи, пошел. И чем подходил ближе, тем непонятнее становилось: что это на снегу? Шагов за тридцать различил наконец — олененок. Отстал, видно: на снегу оленьи следы, прошло небольшое стадо. В спешке, наверно, малыша потеряли. Может, зачуяли человеческий запах — вот он, человек-то, Корнеев, — испугались и убежали. А малыш не поспел за ними, остался на тропочке. Нагнулся к нему Корнеев, а