Юный Натуралист 1972-05, страница 13

11

ды своей жизни. Возвращается на нерест, потому что только дома можно произвести потомство.

Путь из моря невероятно труден. Преодолевая тысячекилометровые расстояния, сильное течение, мели, перекаты, нередко перепрыгивая через преграду, каким-то сверхъестественным чутьем находит она родное пристанище и живет здесь все лето и часть осени. В сентябре — октябре происходит икрометание.

После икрометания семга становится настолько слабой, что еле держится на воде, едва шевелит плавниками. Течение сносит ее в море. Стукаясь головой и телом а камни, с кровоточащими ссадинами, идет она через шумные речные перекаты и пороги, чтобы попасть в спасительную морскую пучину. Если рыбе повезет, море восстановит потерянные силы, и она сможет еще раз вернуться на родину. Если не повезет, семга станет легкой добычей хищников.

Подсчитано, что из десяти тысяч икринок, которые оставляет семга во время нереста, выживает не более восьмисот.

— А сколько взрослых рыб получается из этих десяти тысяч? — спрашиваю я у Ягушкина.

— Очень мало. Не более двадцати, — говорит он, подумав. — И этим двадцати уготована такая же судьба, как и их родителям. Короток семужий век.

Да, семга капризна и прихотлива, например, не выносит теплой воды, заболевает от недостатка кислорода. Ее жизнь в пинежских ручьях и речушках нельзя отдавать на откуп стихийным биологическим инстинктам. Ценная порода рыб нуждается в бережном внимании людей, в строгом соблюдении правил отлова. При деловом, хозяйственном подходе семужье «поголовье» можно увеличить и в два и в три раза.

В управлении «Севрыбвода» в Архангельске мне рассказывали о проекте создания большого семужьего рыбоводного завода в бассейне Северной Двины и рыбопитомника в низовьях Пинеги. Здесь будут разводить молодь и выпускать ее в реку. Икру для инкубаторов станут брать в пинежских притоках. Опыты показали, что семга, отловленная в Пинеге, дает прекрасную зрелую икру, которую можно перевозить в любой отдаленный участок Севера.

Светлые дорожки на дне то появляются, то исчезают. Разбегается в стороны речная мелочь, уходит в глубину налим, становясь неподвижным, как камень. Властелин хищников — щука старается скрыться в прибрежной осоке. Так бывает всегда, когда идет семга. До чего же хочется увидеть ее сейчас в натуре — серебряное рыбье тело в розовых и золотистых пятнах с оранжевой каймой у плавников!..

Думин и Ягушкин словно угадывают мое желание.

— Вы когда-нибудь наблюдали семужьи пляски? — спрашивает меня егерь, хитро улыбаясь.

Я улыбаюсь ему в ответ, думая, что он шутит.

— Смотрите! — Ягушкин решительно глушит мотор, а Думин стучит гаечным ключом по железной обшивке лодки.

Сильный всплеск хвостом — и над водой в брызгах и пене взлетело гибкое стремительное тело. Это было как по заказу. При

меру первой семги последовали еще две, а потом началось... То тут, то там серебряными молниями прыжков прочертили реку могучие рыбины.

Семга очень любит звук металла — он подобен для нее музыке. Рыбы резвились, как дети, — открыто, самозабвенно, не страшась людей, которые, не отрывая глаз, смотрели на их воздушные пируэты. Они радовались дому, пресной воде и той уютной заводи, в которой найдут, быть может, свое счастье.

...По Пинеге идет северная царь-рыба — семга. Идет на родину, повинуясь великому закону природы.

О. ЛАРИН

2*