Юный Натуралист 1972-10, страница 4746 т ГААЗАНЕУБИТОГОМЕДВЕДЯПоздняя сухая осень дощипывала листву с буков, дубов, каштанов и орешника, оставляя жесткую арматуру, на которой весне строить новую красоту. Но в лесных тайниках зелени еще много. Ольхи в летнем наряде столпились на влажном наносе — разве что лютый мороз их разденет. А ежевичник, что под ольхами сплелся, укроется снегом и не умрет до весны. Под ногами гремит листва. Разгребаю ее прикладом ружья, а под ней — каштаны в коричневой лакировке. Сердечко к сердечку лежат. И повевает от них грустным холодком, и словно просят они: ну, побудь со своим прошлым один на один! Каштаны были первой пищей горцев. Их пекли и варили, как картофель, а хозяйки готовили из них суп-пюре, приправленный тут же отжатым ореховым маслом. Сухие, очищенные от кожуры каштаны размалывали в муку и, прибавляя в нее кукурузной, пекли лепешки, а то и хлебы. И не было беды, что хлеб припахивал жженой костью, прилипал к деснам. Я готов поклониться этому «хлебу лесному» за себя и за всех, кого он в трудные годы укрепил на земле. В горах мне так легко и радостно. Глыбы песчаника напоминают дачки, лесные урочища — парки, шумные водопады — фонтаны, а джейраны и козы, что пробегают по своим делам, — служащих моего города-сказки. И все к месту и разумно. Одно беспокоит: почему не подождал меня охотник Лях? Передал через жену, чтобы я шел к Хасу, там он меня встретит. Непонятный поступок. Помню, где эта гора, — еще подростком ловил там капканами куниц-белодушек, — дойду и сам. Но что нам помешало идти вместе? Мало я знаком с Ляхом. Диковат он и, пожалуй, самолюбив. А вот и Хас. Селям, дорогой Хасан. Много лет не виделись. Ты все такой же — оторочен скалами, посечен промоинами, и на верхушке твоей, как в нашу последнюю встречу, горят нежаркие лучи солнца, точно они не гасли с тех пор. — Э-е-ей!.. Подворачивай сюда! Это Лях увидел меня. Долговязый, в кургузом ватничке, он стоит под горой и машет треухом. Охотник, оказывается, пришел не один. Смуглый, худощавый паренек с едва проклюнувшимися усиками сидит на земле, поджав под себя ноги, и ощупывает меня умными карими глазами. Где я видел парня? Ах да, киномеханик Митя Уткин! Это он показывал в нашем клубе кинохронику. Тоже, стало быть, напросился в напарники к знаменитому зверобою. Что же, большой котелок веселее кипит. Митя встал, степенно жмет мою руку. А Лях часто моргает когда-то голубыми, а теперь точно вываренными глазками и бубнит: — Прости — не подождал тебя. Подумал, что ты пошутил насчет охоты, не пойдешь... А тут еще Митрак явился--- — Не стоит об этом, — прерываю его. — И сам добрался, не гость в горах. Уткин удивленно двинул плечами и сказал: — Ладно. Лучше, дядя Вася, про медведя заканчивайте. — Моим перваком интересуется. Ясное дело, новичку занятно, — оживился Лях и сел между мной и Митей на лесину. — Ну вот. Иду я, значит, на рассвете за рыбой. Преспокойно спускаюсь к речному перекату. А он, оказалось, раньше моего пришел. Взял в охапку мою вершу вместе с уловом и направился к тому берегу. Несет, как человек. И такой меня азарт взял, что, помнится, аж в ногах жилки заиграли. Рыбы не было жалко — пустое! Медведя добыть захотелось. А я, между прочим, с ружьем был — отцово украдкой брал, своего не имелось. Снял я с плеча централку и пульнул в него жаканом, а из другого ствола — картечью... Так-то, парень, с первым было. С него и пошло. — Та-ак, — протянул Митя задумчиво. И вдруг спросил: — А в глаза живому когда-нибудь смотрели? — Что?.. В глаза, говоришь? |