Юный Натуралист 1973-03, страница 35

стый Алимджанов и могучий, как вековой прикарпатский дуб, Зозуля непрерывно отталкивали и крошили топорами подступающие к причалу и шлюпке льдины, Петр в рыбацких бахилах — резиновых, с раструбами выше колен сапогах, ватных брюках и такой же куртке обвязался тросом, дал другой его конец Миколе Брылю и решительно полез по ноздреватым с прозеленью торосам к той льдине, где чуть шевелился белый комочек.

Несколько раз моряка обдавали с ног до головы обжигающие холодом брызги очередного вала, и на его пепельных усах, густьгх бровях, не говоря уже о шапке-ушанке, вскоре нависли синеватые гребни сосулек. Но Ялушев упрямо полз вперед. И — о чудо! — завидев его, тюлененок не только не испугался, а быстро пополз навстречу. Очевидно, принял Петра за исчезнувшую мать.

А Ялушев, как и полагается матери, ухватил его закоченевшими пальцами за загривок, взял на руки и стал пробираться назад. Дважды он попадал с малышом в полынью и по грудь окунался в соленую купель. Но с помощью Брыля вылезал и наконец добрался с тюлененком до причала.

— Тюленей надо знать и понимать их повадки, — сказал он, выбравшись на берег. — А мне с ними сызмальства довелось иметь дело... Наша-то семья издавна живет в Гурьеве. А еще лет полтораста назад гурьевцы тюленями каспийскими промышлять стали. И то сказать: этот зверь и жиру много дает, и шкура у него прочная и красивая. А теперь вспомните карту. На северо-востоке Каспия, у входа в Мангышлакский залив, знаете группку островков? Это и есть родина нашего малыша. На островах Кулалы, Морском. Новом и прямо на льдах морские звери размножаются тут с незапамятных времен. Бьют тюленей либо на лежбищах по островному побережью, либо на самом льду.

— Вот глупый зверь, — покрутил головой Гаспар. — Если море для него родной дом, чего родить детенышей на лед и сушу лезет?

— Думаю, что у взрослого зверя объем легких куда больше, чем у такого богатыря, как вы. Но вот выводить детенышей без суши или льда они не могут. Теперь про нашего гостя. Думаю, что он объявился на свет в конце февраля на какой-то льдине. При этом, заметьте, появляются они беленькими, словно сахарные. Вот почему вплоть до линьки имеют общее название: бельки. Их первая шерстка за пять-шесть недель кормления материнским молоком здорово отрастает и становится пушистой, наподобие овечьей. И та

43

ких щенят промысловики называют тулуп-ками.

— Записано, товарищ начальник! — просиял Мамедов.

— Что записано? — не понял Ялушев.

— Если у вас нет возражений и товарищи тоже согласны, давайте назовем нашего гостя Тулупка.

Бывалый каспиец хитро прищурился:

— Что ж, пусть так... Боюсь только, что потом быстро раскаетесь.

— А почему?

— Да потому, Мартиросян, что нынче у него пора самой сильной линьки. Ведь льдину-то с ним штормом оторвало и к нам сюда без матери занесло. А у таких сирот линька идет гораздо быстрее.

— Э, пускай линяет, — упрямо махнул рукой сигнальщик, «крестный отец» тюлененка. — А для нас все равно — Тулупка... Меня другое беспокоит: почему он есть не хочет?

— Потому что в начале линьки щенки в пище почти не нуждаются: своим жиром кормятся, который с материнским молоком в теле накопили.

Начальник поста оказался прав: белый тулупчик у Тулупки стал исчезать с невиданной скоростью. Тюлененок усиленно вычесывал свой первородный волосяной покров крепкими как сталь когтями передних ластов. Обычно проделывал он это не в отведенном ему возле двери углу рядом с подстилкой пса по кличке Флюгер, а на полу, там, куда в данный момент падали через окна лучи солнца. Нежась под ними, он чесался, чесался.

— А чего мы его, собственно, держим в комнате? — сказал через несколько дней Ялушев. — На дворе уже совсем тепло. Пускай живет снаружи.

— А вдруг уплывет! — забеспокоился Мамедов.

— До тех пор пока линька не окончена и тюленята из бельков не превратятся в сиварей, они в море не лезут.

— А как выглядит сиварь? — не утерпел любопытный Гаспар.

— Сами увидите, — уклонился от ответа Петр.

И увидели. Изгнанный из дому Тулупка под щедрым весенним солнцем еще активнее зачесался. И постепенно стал превращаться в другого зверя. Сначала у него появились вокруг глаз темные полосы, а затем на шее и спине — короткая пепельно-жемчужная шерстка с многочисленными продолговатыми и небольшими темными пятнами и кругами. И только брюшко продолжало сохранять серебристо-бе-лую окраску. Но к середине мая и она стала желтеть, и бывший белек окончательно превратился в сиваря, то есть в нормального молодого тюленя.

К этому времени Тулупка давно уже