Юный Натуралист 1973-08, страница 8

8

не так уж мало, если машинисты сенокосилок повергли наземь такую тьму травы и лишь не стали тревожить его, Аверу, оставили его лежать в зеленой постели.

Когда Авера достиг Днепра, то в воду вошел просто так, не снимая своих шорт, потому что надеялся высохнуть в пути до поселка. И стал шлепать ладонями по недвижной воде, стал осыпать себя горошинами теплой, как летний дождь, воды, черпать в ладони воду и смачивать ею воспаленное лицо.

Не успел он попрыгать на берегу, чтоб немного стекло с коротких штанов, как увидел бежавшую берегом лошадь, запряженную в качалку.

«Кто в ней? — с улыбкой подумал он. — С ржаными усами или с цыганскими?»

Ну конечно же, это катил отец, Иван Харитонович, директор конезавода, родной человек с ржаными усами.

По колючей стерне, сжимая спичечный коробок и придерживая фляжку, которую он не отстегивал и в воде и которая мешала ему барахтаться в реке, была как поплавок, он помчался вдогон за отцом, за его лошадью. А отец тем временем сам уже ехал навстречу.

— Иван Харитонович! — голосом незнакомца окликнул на бегу Авера. — Эй, стой, не гони, как партизан!

— Отжимай штаны и скорее ко мне! — осаживая лошадь, повелел отец.

— А что, Иван Харитонович?

— Да что-то Связисту совсем плохо — не ест, не пьет, — жалобным голосом отвечал отец.

— Это какому Связисту? Это который в партизанах на белый свет родился? — всполошенно переспрашивал Авера, хотя прекрасно знал Связиста — уже старого, еще с военных времен коня, которого держали при конезаводе почти в секрете.

Конный завод

Как только подъехали к поселку конного завода, Авера вывалился из качалки и помчался к конюшням. И пока отец распрягал лошадь, пока передавал ее конюху, чтоб тот щеткой снял с нее пот, Авера уже успел оказаться в самой просторной, пахнущей сеном, сухим зерном конюшне и замереть в ожидании.

— Ножку, ножку! — услышал он вдруг знакомый голос ветеринарного врача Хари-тона Ивановича и поспешил на голос.

Он хотел сразу ринуться туда, к крайнему деннику, в котором стоял обреченный Связист, но вот поспешил на голос ветеринара, потому что всегда интересно было наблюдать этого человека в белоснежном докторском халате среди коней.

Ветеринар, сидя на корточках под конским брюхом, опять властно потребовал:

— Ножку! Ножку! — И вороной жеребец полусогнул тонкую ногу с грифельным копытом.

— Ничего страшного, никакой болячки, — выбравшись из денника, слегка отдуваясь и чиркающим движением потирая руку об руку, сказал черноусый ветеринар наезднику.

И поскольку Авера стоял тоже рядом с наездником, лицом к ветеринару, то он и воспринял все слова обращенными к себе и вздохнул:

— Пронесла нелегкая. А вот Связист вот со Связистом... Эх, Харитон Иванович!

— Медицина постарается сделать невозможное, Аверкий Иванович, — в тон ему сказал ветеринар и тут же перешел на свой обычный, беспощадный, жесткий тон: — А только дело пахнет керосином.

И поскольку такое дело, поскольку бедствие, поскольку медицина постарается сделать невозможное, оба двинулись к дальнему деннику, распахнули ворота и увидели сонного, почти усопшего коня, у которого свисала с губ жилка слюны. А какой это завидный конь был когда-то, какой резвый рысак, бегавший давным-давно в партизанском лесу стригунком и так же давным-давно по твердому кругу ипподрома!

Подошел неслышно сзади и отец, но Авера тотчас обернулся на его неслышные, мягкие шаги, и трое стояли в молчании.

А когда они с отдом, оставив ветеринара, прошли мимо конюшен, мимо скопища качалок под навесом, мимо левады, когда оказались дома, отец с легким раздражением, с дразнящим вызовом сказал старшему Саньке:

— Кончим сенокос — выступим с тобой в одном заезде. Готов?

Санька, расхаживавший по комнате в жестких прилегающих брючках, вправленных в мягкие спортивные сапожки, не расстававшийся и дома со своей амуницией и даже дома корчивший из себя заправского конника, насторожился, с минуту посмотрел вприщур на отца и покорно так, тихо спросил:

— Не рано ли?

— Не рано. По-моему, ты давно чемпион конезавода. Только без титула.

— Все это так, старик. Но я о тебе забочусь, поверь. Не рано ли тебе? Может, еще немного потренировался бы, старик?

— Ух, какой! — восхитился и одновременно возмутился Авера смелостью старшего брата и во все глаза уставился на отца: ну как он перенесет подобную насмешку?

Отец же хмыкнул, потрепал Саньку по плечу, ушел умываться, и по тому, как шумно умывался он, как пофыркивал, как