Юный Натуралист 1973-08, страница 99 нещадно расплескивал воду, понятно было, насколько он взбешен Санькиной дерзостью. Только тут, в прохладной, северной комнате, ощутил Авера, как пылает его воспаленное лицо, как оно стянуто непонятной какой-то маской. Он потрогал свое лицо, даже припухшее от загара, провел пальцами по шероховатостям лопнувшей кожицы, и всюду оказались под пальцами эти шероховатости: на носу, на лбу, на ушах. И вдруг послышался с улицы знакомый, властный голос ветеринара Харитона Ивановича: — Собирайся, Иван Харитонович, заночуем на лугу. Хотя и жили они на первом этаже, но не видать было в распахнутом окне Харитона Ивановича, лишь его голос был близким голосом невидимки: — Я и палатку на горб погрузил. Погляди! И Связист с нами. Гоню, брат, Связиста на луг... Тут вмиг оказались у окна и отец, и Санька, и Авера взобрался на подоконник, встал на коленки, разглядывая навьюченного ветеринара, державшего в поводу престарелого коня. — Так, все понятно, — с помрачневшим лицом сказал отец и отошел от окна, стал по карманам похлопывать, ища спичечный коробок, потом едва у Аверы не отнял его коробок с размякшими, слизанными полосами серы. Авера же пока не понимал того, что было понятно отцу, и ликовал: брезентовая палатка, ночлег на лугу, ночные, всегда таинственные разговоры мужчин! Странные мечтателиИ потом, когда они с отцом нагнали ветеринара, ведшего в поводу занемогшего коня, Авера тоже с ликованием взглядывал на отца, на Харитона Ивановича. И не понимал, отчего так мрачны, так молчаливы оба. Пряный запах травы повеял еще сильнее, едва отвалили от берега на пароме, стали пересекать Днепр, приближаться к песчаному откосу на той стороне. Сам Авера легко взбежал по жесткому, крупнозернистому песку, даже руку отцу подал, чтобы легче было взобраться и тому, а ветеринар долго искал пологий склон. Отец и Харитон Иванович ловко поставили брезентовый домик и, прикрепляя к колышкам веревки, повеселели как будто, начали дразнить друг друга: — Во тебе и шалаш, Ванька! — Живи, Харитоня, в своем хороме! — отзывался другой. «Ну! — и опять воспрянул Авера. — Будут разговоры, байки — хоть не спи всю ночь!» — Помалкивай, Ванька, ты уже сдал. Нагнулся к земле — и отдышаться не можешь. Пенсионный возраст, Ванька, на носу. — А то поборемся? — в хищной какой-то стойке застыл отец. — А то! — с вызовом бросил и ветеринар. И тут они вдруг оба пошли грудь на грудь, схватились и, сопя, взмыкивая, стали бороться так, что затрещали рубахи. А потом и по земле покатились, и не разобрать было, где отец, где Харитон Иванович. — Давай, ребята, давай! — радостно завопил Авера. И он все бегал вокруг них, катающихся по траве, угрожающих друг другу, и так нравилась ему схватка! Когда же надоело им валяться по траве, мять один другого, они улеглись подле палатки животами вниз и, все еще трудно дыша, дрожащими голосами опять стали дразниться: — Это тебе не в партизанах, Ванька! — Заелся ты, Харитоня. Животом только и давишь. Авера же, юля вокруг обессилевших борцов, вопрошал восхищенно: — Ребята! Ну кто сильнее, ребята? Ему не отвечали, не до него им было! — Ничего себе: сравнил с партизанским временем! — запальчиво возражал отец, укрощая шумное свое дыхание. — Да я тогда километров сорок отмахал на кобылке. Когда от полицаев уходил... — Постойте, постойте, ребята! — вмешался Авера и с обидою дернул отца за рукав. — Ты чего раньше мне про это не говорил? И ты уходил от полицаев? И по тебе стреляли? И ты уходил на кобылке? — Ну да, на кобылке уходил, — уже спокойнее повторил отец, повернулся на спину, похлопал себя по карманам, разыскивая спички, и вновь лег животом на траву. — На кобылке уходил, на матке вот этого Связиста. — Врешь! — изумился Авера. — Ничего подобного. Я ведь думал, что меня в партизаны не возьмут, если так приду, без оружия, без ничего. Оружие я еще раньше достал — такой пистолетик немецкий, у меня и теперь от него кобура осталась. А мне захотелось на своем коне прискакать в партизаны. В нашей деревне полицаи все на конях были, так я и приглядел одну кобылку — быструю, резвую. 2 «Юный натуралист» № 8 |