Юный Натуралист 1973-09, страница 35

44

восхищением наблюдал Авера за старшим братом, высчитывал, сколько лет еще пройдет, пока он станет таким большем, как Санька, и сможет тоже сесть в качалку, дернуть поводья — эй, посторонитесь!

Не раскрывал он до поры до времени тайны, ожидал возвращения отца, а когда отец в полдень осадил свою лошадь у окон и зашел, весь пропахший травами, в белой, ослепительной рубахе, от которой исходило тепло, Авера громко возвестил:

— Ну начали! Необыкновенный (Номер— тройка запряженных кузнечиков!

И тут же распахнул спичечный коробок и опустил на пол запряженных кузнечиков с их повозкой.

— Эге, знакомая сказочка! — усмехнулся отец и раздвинул оконные портьеры, чтобы лучше видеть на свету игрушечную тройку.

Кузнечики- стали вспрыгивать, тянуть повозку в разные стороны, повозка тут же опрокинулась, а один из кузнечиков, коренник, непонятным образом распростер свои крылья и дал стрекача в открытое окно, унося пристяжных невольников. И лишь повозка осталась на полу как опрокину тый экипаж.

Авера рванулся было к окну, да отец поймал его руками:

— Ну что? Пускай. Будет у тебя си временем настоящая тройка.

— Дали деру — и правильно! — порадовался и старший брат. — Вздумал запрягать каких-то блох.

И видел Авера: отец и Санька довольны тем, что упорхнула за окно тройка кузнечиков. Он думал, что они порадуются его выдумке, его затее, а они были довольны, что разлетелись голенастые кузнечики. Да и сам он, честное слово, был очень рад неудаче своей, неосуществленной сказке и поражался, почему он сам словно бы вздохнул свободнее, словно выбрался на волю, едва выбрались на волю кузнечики.

Кони, быстрые кони

Наверное, мама, присылавшая им каждый день открытки из прибалтийского санатория, подивилась бы Авериной затее и, по-деревенски сцепив руки на поясе, покачала бы головой, наблюдая за тройкой запряженных кузнечиков.

Так подумал он еще в тот день, когда кузнечики упорхнули за окно, оставив поверженную пластилиновую повозку.

А в этот воскресный день, когда завершение сенокоса должно было быть отпраздновано бегами, заездами, столпотворением на ипподроме, Авере хотелось, чтобы мать нагрянула домой до срока и стояла в толпе, Опять, по-деревенски сцепив руки на поясе

и не зная, кому желать победы: Авериному ли бате, Авериному ли брату. Ведь не отказался отец от своего намерения состязаться в одном заезде с заносчивым Санькой!

Как жаль, что мать не вернется до срока, будет бродить по прибрежным дюнам и ничего не знать там, в своей лечебнице! И Авера даже сокрушенно вздохнул.

Отец же, сосредоточенно отхлебывавший из чашки ароматный черный кофе, взглянул на него и чистосердечно попросил:

— Перестань изводить себя, Аверкий Иванович.' Понимаю: нет мамы, ушел Связист...

— Разлетелись кузнечики, — подхватил Санька, тоже подкреплявшийся черным бодрящим напитком.

— А только будь мужчиной, Аверкий Иванович, —. серчая на старшего Саньку и не удостаивая того даже взглядом, продолжал отец. — Ведь я тебя возьму в свою качалку.

— Это как же? — приподнялся Авера.

— А так. Вон тем широким ремнем пристегнемся друг к дружке — и только держись! Никто не будет перечить: это же не соревнования, а праздник. И так нам хочется!

— Двое на одного? — лукаво прищурил Санька карие глаза. — Смелее, братцы!

Удивительно, как сумел отец разгадать тоску его последних дней и придумать такое, что вмиг отступила эта тоска и позабылось в добрую минуту все тягостное: и длинные дни без мамы, как будто дни сиротства, и исчезновение Связиста, и неудачная затея выдрессировать кузнечиков... Сейчас начнутся бега, сейчас два наездника будут в одной качалке!

Он тут же разыскал широкий отцовский ремень, подаренный некогда отцу армейским кавалеристом, и побежал впереди, оборачиваясь, взглядывая на сосредоточенного отца, на невозмутимого Саньку.

Конюхи уже чистили лошадей, щетками снимали влагу, а наездники проверяли упряжь или сами выкатывали за оглобельки свои качалки. И Харитон Иванович, коротко поприветствовав троицу — отца, Саньку -и его, Аверу, тут же вновь принялся что-то подтягивать, поправлять, похлопывать лошадь по крупу и чиркающим движением потирать свои руки.

— Мы с батей в одной качалке! — вполголоса,, чтоб никто не слышал, жарко сказал ему Авера.

— Вон как? — поразился Харитон Иванович и вновь чиркнул рукой об руку. — Ничего, Атлас, и двоих понесет!

А уж по кругу ипподрома прокатывались наездники, не. давая пока своим лошадям воли, и останавливали лошадей под тополями, соскакивали с качалок, переговарива-