Юный Натуралист 1974-07, страница 49

в эту лесную глушь и брошенной здесь на произвол судьбы.

Уверенный в своем полном одиночестве среди большого предрассветного бора, этот жалкий с виду зверек чувствовал себя здесь настоящим хозяином. Спустив до земли остроносую мордочку, он неторопливо продвигался по гребню осыпающегося вала над свежей канавой, по-видимому совсем недавно пропаханной канавокопателем вдоль лесной дороги. Из вывернутой на поверхность земли, должно быть, еще не выветрился запах металла. И лисенок чутко принюхивался к этому новому для него, незнакомому запаху. Он то останавливался, засматриваясь с высоты на дно канавы, то переводил взгляд вперед, по горбинке насыпи, словно стараясь разгадать, для какой цели проложена здесь эта глубокая и высокая, без конца в длину, загадочная преграда.

Шагая следом за четвероногим попутчиком, я тоже приостанавливался, жалея спугнуть его. Так длилось до тех пор, пока впереди, на полянке, лучисто и розово не взыграла заря. И, улыбнувшись своему покровительственному настроению, сам себе полушутливо я сказал: «Хорошо лисенком любоваться, каково будет, домой вернувшись, в рыбалке отчитаться?» И шагнул смелее и тверже.

Нет, напрасно я опасался, что испугаю малыша. А может быть, и думал напрасно, что он меня не замечает. Лисенок нимало не вздрогнул от неожиданности и не пустился наутек. Он только оглянулся, спокойно и внимательно измерив разде

51

ляющее нас расстояние, остановился, словно спрашивая с удивлением: «Чего' собственно говоря, вы от меня желаете?»

Тогда я решился пугнуть его как следует и двинулся к песчаной гряде с громким топотом. В ответ на это он тоже продолжил шествие вдоль канавы, только спокойно, без топота, как ни в чем не бывало. Маленький лисенок, похоже, потешался над взрослым дядей.

Я придумал пугнуть его снятыми с плеча удочками, изображая готовящегося к выстрелу охотника. Но он, по-видимому, так же, как и я, знал, что эти связанные палки не стреляют, и замер на песчаном бруствере, чтобы не мешать мне хорошенько «прицелиться». Лишь когда я, обескураженный, снова бросил удочки на плечо, он, словно в благодарность, что я не намерен больше его пугать, добровольно порадовал меня забавным фортелем. Без малого разбега, с той же спокойной стойки на песчаной высотке он вдруг резиновым мячиком подскочил высоко в воздух и боком, с каким-то замысловатым разворотом над канавой перелетел на ее другую сторону. И снова замер.

«Как это вам понравилось?» — будто спрашивали его смешливо сияющие глаза.

И я понял, что все мои артистические приемы нимало его не обеспокоили, он нисколько на своего попутчика не таит обиды. Вон какие сальто-мортале откалывает! Теперь мне захотелось посмотреть, как он бегает, да чтобы нешуточно, а всерьез, на полный скок. И запылил я к своему лесному приятелю скорым шагом. Да еще для пущего устрашения руки вытянул, да со всего маху связкой бамбуковых удочек по сосне пристукнул. Тут-то он и наддал жару. Только худенькая горбинка легкой ласточкой над травой запорхала.

Остановился лисенок в низинке, где березняк начинается, оглянулся — да уж без всякого понуждения с моей стороны того пуще в бега ударился. И вправо и влево через пеньки и коряжины костлявая спина мелькает, лишь успевай замечать.

Лисенок, он хотя и дикий зверек, а все-таки, сдается мне, и шаловливый котенок немножко — тоже поиграть да попрыгать хочется.

Так мы и расстались. И сейчас, когда прохожу я той дорогой, мимо сырой низинки, где в сосновом бору островок березняка запутался, вновь и вновь вспоминаю забавного лисенка и, кажется, улыбаюсь воспоминаниям. И думается и верится мне, что, пока брожу по этим любимым с детства полям, лугам, рощам, по лесным песчаным увалам, по всем диким урочищам и солнечным просторам, мы с ним еще обязательно повстречаемся.

И. Симонов