Юный Натуралист 1974-12, страница 8

8

как воздух. И сходство это не случайно. Ведь горы рождаются в море.

Трудно себе представить, что много миллионов лет назад на месте Карпат расстилалась плоская твердь земли. Если бы мы могли отправиться туда на машине времени, а потом, возвращаясь, делать остановки через равные, очень длинные промежутки лет, мы увидели бы захватывающие картины...

Океан медленно наступает на равнину. Все шире, все глубже становится новое море. Потом над водной гладью появляются первые скалистые острова. Дымят вулканы. Беспрерывный гул землетрясений плы(вет яад морем. Островов становится все больше. Они образуют цепи длиною в сотни километров. Отдельные звенья сливаются в скалистые гряды. И вот море распадается на несколько водоемов, которые быстро сокращаются, мелеют и, наконец, исчезают навсегда.

Перед вами молодые Карпаты — острые гребни хребтов, голые вершины. Их жадно грызут вода, ветер и солнце.

Только через тридцать пять миллионов лет на Земле появляются люди. Пройдет еще немало тысячелетий, пока они, расселяясь по планете, увидят Карпаты — каменные валы заколдованного моря, неподвижные и вечные, словно остановившееся мгновение далекого прошлого...

Солнце уже высоко. Время, которое я отпустил себе на отдых, истекает. Торопливо доедаю обед. Как ни приятно сидеть в тени сосен, надо спускаться.

Исток Лючки — слабый ручеек, рождающийся под замшелым камнем. Через несколько шагов он прячется в глубокую щель. Следую за ним. Зеленый пол_ог задергивается над головой. Во влажном полумраке таятся бледно-зеленые веера папоротников; обнищавшие властелины каменноугольного леса нашли себе последний приют. Тут же гигантские лопухи. Кажется, будто слоны, приходившие на водопой, забыли по рассеянности свои уши.

Впрочем, отвлекаться я не имею права. Надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не пропустить выхода на поверхность так называемых коренных пород — уплотненных осадков древнего моря. Только они могут рассказать историю гор.

Веселым звоном отзывается камень на прикосновение молотка. На шершавых скалах песчаника затейливые знаки, похожие на письмена исчезнувших народов, хранят в себе тайны глубин. Может быть, где-то совсем близко, в сумрачных подземельях, зреют озера нефти — черной крови Земли, ставшей кровью цивилизации. Но горы скрытны и ревнивы. А я для них случайный гость. Много еще долин придется

пройти мне в Карпатах, прежде чем услышу первое слово откровения.

Свои наблюдения я заношу в полевую книжку. Потом эти записи будут использованы при составлении геологической карты, по которой можно судить о глубинном строении земной коры и о полезных ископаемых.

Ручей набирает силу. Он уже не обегает препятствия стороной — распиливает упругими струями и мертвое дерево, и каменную глыбу. Мокро и скользко. Я давно отказался от наивной мысли сохранить ноги сухими. Шлепаю прямо по воде, распугивая форель.

Незаметно долина расширяется. Впереди светлеет. Напрыгавшись по каменным ступеням, Лючка обретает удобное ложе в травянистых берегах. Она проводит меня через березовую рощицу, и здесь, на опушке, вижу я косарей.

Утром долина была безлюдна. Теперь же у ручья стоит шалаш, рядом — телега. Поодаль пасется стреноженный гнедой жеребец. Трое мужчин в темных от пота рубахах стригут низкий берег Лючки. Каждое их движение, точное и размеренное, подчинено одному ритму. Лучи солнца, отсекаемые вместе с травами лезвиями кос, сливаются в короткую слепящую молнию.

Знакомство происходит легко. И дядько Иван, мелкий кривоногий дедок, и рыжий Петро в галифе, видимо недавно демобилизованный, и высокий Федор с тонкими чертами интеллигентного лица — люди простые и приветливые. Самый жадный до разговора дядько Иван. Не успели мы пожать друг другу руки, как он уже спрашивает, хитро щурясь:

— Чи правда, чи неправда, кажуть лю-ды, що до нас вид Румунии нафтова рика пид землею тече?

Пока я объясняю ему, что нефтяных рек нет, а есть природные хранилища — насыщенные нефтью пористые пласты. которые тянутся цепочкой вдоль Карпат, Федор и сам дядько Иван радостно кивают, будто и не ожидали иного ответа. А рыжий Петро, человек еще очень молодой и поэтому бывалый, посматривает на них свысока. И мне тоже становится почему-то радостно и хочется, в свою очередь, расспросить этих людей о близком им, домашнем. И, не успев выслушать ответы, я тоже часто-часто киваю, потому что уже не раз слышал эти рассказы: за трудодень в нынешнем году стали платить больше, село строится, новую школу — десятилетку — поставили, дети в люди выходят.

Через их Яблоновку я проезжал утром. Многие хаты под красными черепичными крышами, широкооконные, словно глаза