Юный Натуралист 1975-04, страница 5

3

Листва на них еле колышется. Становится жарко.

Мерно постукивают копыта по твердой, утоптанной, давно не смачиваемой дождем земле, монотонно поскрипывают колеса, серые струйки пыли вырываются из-под копыт и колес и тут же лениво ложатся в колеи.

Длинный ряд белоствольных березок кончился. Теперь они чередуются с осиной, елью, сосной. Вдали что-то блеснуло. Наверно, река? Нет, это под слепящими лучами солнца серебром отливает ковыль.

Справа и слева разлилось зеленое море хлебов. Зреют, наливаются колосья. Володя замечает, как светлеет лицо ямщика, когда тот смотрит на широкие волны, медленно перекатывающиеся по колосистому полю.

— Дядя Ефим, что тебе больше нравится — рожь или пшеница?

— Да разве можно сравнивать? — не задумываясь, отвечает возница. — Пшеница лишь по выбору, а рожь — та кормит всех!

И Ефим рассказывает мальчику о том, сколько пахарю надо потрудиться, пока тяжелым колосом оденется многохлебное поле.

— Не так дождем, как крестьянским потом напоено оно!

После ржаного поля дорога пошла лесом. В нос ударил смолистый аромат сосны. Многолетние деревья зеленым сводом накрыли повозки, и колеса застучали по выступающим из земли корням.

На дороге причудливой сеткой лежат тени ветвей. Тысячи золотых нитей протянулись сквозь разрывы в листве.

— Как в сказке!

— Ни в сказке сказать, ни пером описать!

Могучие сосны постепенно перешли в густой подлесок, тот стал редеть и вскоре вывел путников на опушку.

Перед ними расстилалась степь... Бескрайняя, слегка всхолмленная равнина, покрытая пожелтевшей от зноя травой, вблизи буро-зеленая, вдали темнеющая, лиловая, в дрожащем дымчатом мареве.

Тишь, безлюдье, сонное царство. Лишь изредка из придорожного куста вспорхнет испуганная птица или далеко на горизонте покажется пасущееся стадо.

Небо какое-то особенно глубокое, светло-голубое, прозрачное. В вышине медленно кружит коршун, выслеживая добычу, потом стрелой устремляется вдаль и застывает в небе, словно и его одолевает сон.

Едут час, другой. Все та же голая степь. Взгляд задерживается на кургане, на одинокой березе, на мельнице, застывшей на вершине холма.

Дорога приводит к небольшому хуторку.

Несколько покрытых соломой изб, затерявшихся в широкой степи. Колодезь с журавлем и деревянной бадьей. Подпертая столбами рига. И вокруг ни души.

В двух-трех верстах от хутора — еще более убогая деревушка. Грязные полуголые ребятишки копаются в дорожной пыли, облезлая собачонка тявкает на проезжающие повозки.

Солнце уже перевалило зенит, когда повозки остановились у поросшего осокой ручейка. Ямщики распрягли и напоили лошадей, задали им корм. Затем все расположились в тени кустарника, чтобы подкрепиться взятыми в дорогу припасами.

Быстро расправившись с едой, дети разбредаются кто куда. Одни гоняются за бабочками и кузнечиками, другие отгоняют от лошадей слепней и мух. Аня и еще несколько девочек собирают полевые цветы. Настоянный на разомлевших от зноя травах и цветах воздух кружит голову.

— С приездом Ульяновых в Кокушки-но, — рассказывает Н. И. Веретенников, — наступал для нас настоящий праздник. Отменялись занятия иностранными языками, подготовка к переэкзаменовкам, и общий тон детского веселья повышался.

И дома, в Симбирске, природа окружала детей Ульяновых на каждом шагу.

Но совсем иное дело — Кокушкино.

Правда, деревушка эта самая захудалая. Ее жители так и не смогли встать на ноги после дочиста ограбившей их «крестьянской реформы». Полученные в результате «освобождения» крохотные отрезки земли позволяли еле-еле сводить концы с концами. Покосившиеся плетни, ветхие, пришедшие в негодность избы, внутри страшная бедность и убожество.

А вокруг буйно разросшаяся пышная зелень. Река. Лес. Пруд. Природа, щедро рассыпая свои дары, словно стремилась подчеркнуть, что человек создан для радости и счастья.

Роскошный пейзаж скрадывает притаившуюся по углам нищету, и Кокушкино на первый взгляд выглядит не так уж плохо.

Нравится здесь Ульяновым и их родственникам.

— Лучше и красивее Кокушкина, деревеньки действительно очень живописной, для нас ничего не было, — говорит Анна Ильинична.

— Это был, — вспоминает Мария Ильинична, — очень живописный и хороший уголок, с речкой, на которой можно было рыбачить и кататься на лодке, со старым парком, в котором раздавались всегда голоса детей — их собиралось в Кокушкине много. Был невдалеке и лес, куда мы ходили гулять. Поездку в Кокушкино мы, дети, очень любили...

Анна Ильинична замечает: