Юный Натуралист 1975-04, страница 51

50

— Ничего, — говорим, — чай пить полезно. Только почему вы бобровую плотину сломали? По какому такому случаю?

— Это, — говорит, — я справедливо сделал. От бобров деревья гибнут, комары разводятся, луга заболачиваются, малярия...

— Кто-нибудь заболел малярией? — спрашиваем.

— Нет, пока бог миловал. Но все равно — от бобров вред.

— А рыба, а утки, а сам бобровый мех — великая ценность?

— Ничего не знаю, — говорит Тутыш-кин. — Ничего не знаю и знать не хочу. Земля моей бригады, а если они вам нравятся, забирайте их и разводите у себя в заказнике. Я не возражаю.

Так и ушли мы от Тутышкина не солоно хлебавши.

Бобры-то нам нравятся, да не хотят они жить у нас на лесных озерах.

А на другой год бобры опять построили плотину на речке Прость, и опять появилась рыба и утки, и малярии никакой не было.

И опять Тутышкин плотину сломал, и все на речке замерло.

Где бобрам с Тутышкиным бороться? Он и технику может пригнать, скажем, экскаватор, и за полчаса плотину разрушить, и ружьем бобров постращать, так что ни один охотничий инспектор не услышит. А что бобры? Бобры не тигры. Они безответные.

Не слышно стало бобров, как в воду канули. Или в другое место ушли или погибли? Да, печальная история.

Только прошло года два, идем мы с товарищем мимо речки Прость. Что такое? Стоит плотина, вся иван-чаем обросла, перед ней воды целое озеро, в воде рыба плещется, ребятишки с удочками стоят — те самые, подросли заметно, вытянулись.

— Клюет? — спрашиваю. — Караси и окуни?

— Караси и окуни.

— А дикие утки прилетают?

— Они на зорях прилетают.

— А Тутышкин как же? — спрашиваем.

— Что Тутышкин?

— Как он на всю эту красоту смотрит, почему плотину не ломает?

— Нет Тутышкина, — говорят ребята. — С работы его сняли за нерадивое отношение к своим обязанностям.

— И бобров ему вспомнили?

— И бобров вспомнили. Вместо того чтобы дело делать, он природу разоряет.

Вот так бобры! Победили они Тутышкина. Измором взяли.

Остались мы с товарищем на ночь на плотине. Дождались, когда бобры на работу выйдут. На наше счастье, ночь была

ясная, с месяцем, и мы видели, как они купаются, как плотину чинят: в передних лапах, как в руках, носят ветки и палки, укладывают, где в ряд, а где наискось, и мокрой землей замазывают. Споро работают, дружно, как люди. Один большой бобр совсем близко от нас трудится. Пыхтит и не замечает людей.

Ночь-то свежая была, мой товарищ и чихнул. А бобр как зашипит:

— Шишш!

И бултых в воду, а за ним и остальные. Закипела вода в озерке, и все стихло. Мой товарищ и говорит:

— Это тот самый бобр был. Беглец!

— Почему ты так думаешь?

— А тут и думать нечего. Я чихнул, а он мне вместо доброго здоровья по старой памяти говорит «шиш». Помнишь, как он тебя передразнивал?

— Помню, как не помнить.

Посмеялись мы и, чтобы не мешать

строителям, пошли домой.

Так и живут бобры на речке Прость по сей день. Живут и никому не мешают.

Много их стало, и четыре семьи переселились к нам в заказник, на лесные озера. У нас в заказнике им хорошо, пищи вдоволь, Тутышкина и в помине нет. Я так и не пойму, почему им в первый раз у нас не понравилось. Быть может, бобрам хоть малое подавай, да течение? А может, их старый бобр переманил. Тот самый. Пере-дразниватель. Кто знает?

С. Романовский

БОБЫЛЬ

Первыми скворечник посетили воробьи. Эти неугомонные проныры и отчаянные забияки затеяли такую шумную драку, что под тополем, на котором был укреплен скворечник, собрались чуть ли не все бродячие кошки нашего микрорайона.

Победителем оказался старый бесхвостый воробей. Пока остальные дрались на крыше скворечника, он сидел на ветке и внимательно наблюдал за дракой. Как только сцепившийся клубок начал рассыпаться, бесхвостый слетел с ветки и юркнул в легок. Через секунду из летка высунулась его плутоватая головка, и он радостно зачирикал. Драчуны все разом смолкли и разлетелись, а бесхвостый остался в скворечнике.

На следующий день он обзавелся проворной хлопотливой воробьихой, и у них закипела работа. Воробьи тащили в скворечник все пригодное для гнезда: стружки, обрывки ниток, соломку, пух, клочки газет, тряпочки и даже умудрились стя-