Юный Натуралист 1976-02, страница 20
ш 18 Л Ус * * Постепенно усталость взяла свое, и он заснул. Костер, потрескивая и шипя, выбрасывал из пламени красные искры. Десятки пар глаз невидимых обитателей тайги пристально следили за человеком, а он безмятежно спал и даже чему-то улыбался. Но вот сквозь чуткий сон человек как-то бессознательно ощутил, что здесь, в глухой ночной тайге, он не один. Это сработало так называемое шестое чувство, присущее часто опытным охотникам, которые много пробыли наедине с природой. Он открыл глаза и напряженно прислушался. Полнейшая тишина. Нет, что-то не так. Теперь старик явно чувствовал, что за ним кто-то наблюдает из ночной тишины. И этот кто-то не мелкая зверюшка, а зверь внушительный. Мгновенно схватив ружье и отступив от костра в темноту, Василий Степанович встал за стволом дерева. Сна уже как не бывало. До самого рассвета старик не выпускал из рук тулку со взведенными курками, старался посильнее разжечь кедровую колоду. И всякий раз, когда поворачивался спиной к темному густому ельнику, ощущал на себе все тот же тяжелый взгляд. Свободно вздохнул одинокий охотник лишь с первыми проблесками рассвета. Дождавшись утра, осторожно вошел в ельник. Так и есть, предчувствие не обмануло его: тигр! Сам-то он, конечно, уже скрылся, но остались следы размером с десертную тарелку. Видимо, голодного хищника привлек запах разделанного кабана и шашлыка. Но кто знает, как повела бы себя «полосатая кошечка», если бы Василий Степанович продолжал спокойно почивать у костра. К. Савич Иней Опушка леса сейчас как подножие замерзшего водопада: световой каскад тихо обрушивается на тебя. Нельзя поверить, что в этом мире бывают сумерки и тени. Сейчас он соткан из света, только из света. Если я скажу, что иней полыхает или искрится, то этого будет мало. Лес исходит светом, это светолес, это светососны, это светоберезы. Никогда еще не было такого инея. Хрустальный ворс в три раза толще, чем ветви, которые он облекает. Вся роща как огромная друза: в неисчислимых гранях играет свет солнца. Только кажется, что это самосвечение, а не отклик на лучи, не отблеск их. Свет струится откуда-то изнутри деревьев, из самой сердцевины, — вызорив годовые кольца, он проходит сквозь преображенную кору и идет дальше в мир. Кажется, что иней не только одел все ветки, но и пустил новые побеги: белые прутики двоятся, троятся. Наконец, они утончаются голубой иглой, в которую вдета лучевая нитка. Ими расшито все заиндевелое пространство, удивительно подробное: как ни густ иней, а лес странно прозрачен, словно деревья просвечивают друг сквозь друга. Из всех красок в мире сейчас осталось только две: белая и голубая. Но их тайное многоцветье богато, избыточно. Лес вылеплен сейчас из самой тонкой, самой ясной материи. Вот огромная береза, стоящая на отшибе, стала сталактитом: отростки инея соединили ветви между собой, как бы замкнули их. А та вон береза как за- |
