Юный Натуралист 1976-04, страница 20
17 Ожившие муравейнини Болотный лед продышали листья калужницы. Ледяное и зеленое! Это соседство в духе апреля. Морщинистый лист похож на странное зеленое ухо: он вслушивается в мир, улавливая все новости. Вот неумело, совсем по мальчишечьи, свистнул новоприбывший скворец. Вторая проба у него получилась более удачно. А потом пошли звуки, похожие на правку лезвия о шершавый ремень. Вот и другой скворец подключился — этот словно всю ночь копил в себе свист, а теперь выпускает его из клюва медленно, тонко. Наслушавшись новостей, калужница расправляет лист. Пора брать под наблюдение муравейники. Уже в начале апреля они вытаивают из сугробов. Это как лесная археология: занесенные пирамиды снова откопаны солнцем. Теперь надо ждать воскрешения маленьких фараонов, опечатавших все ходы и выходы на время зимней спячки. Уже сейчас в глубине муравейника раскупоривают туннели, открывают потайные дверцы. В середине месяца, когда рядом с муравейником еще высится снег, маленькие труженики выходят на свет белый. Таяние сугробов как лента времени, пущенная вспять: обнажается наслоение снегопадов. Не иначе как январский снежок уже оказался под солнцем! Потому уверенно трогается в рост мать-и-мачеха. Можно найти узкие купола ее бутонов, в три слоя покрытые зеленовато-фиолетовыми чешуйками: так надежнее пережидать утренние заморозки. В глубине леса много снега. Но у гусиного лука уже завязались бутоны. В желто-серой сухой траве вдруг привлекает внимание красный блик. Наклонившись, вижу: на первый свой выпас ползет божья коровка. Ю. Линник Безрукие мастера Нынешняя весна нагрянула рано: как-то враз потемнели, осели, а потом и вовсе исчезли снега в скверах и на газонах, и на небо выкатилось по-летнему ослепительное жаркое солнышко. Выглянув в окошко, я ахнул: верхушки голых тополей в крупных черных пятнах — прилетели грачи. Их было более десятка. И какие они вялые, сонные, нелегким, видно, был перелет. Только одна птица резко подпрыгивала на ветке и как-то странно дергалась все время, взмахивая крыльями. Я подумал было, что она не может усесться на тонкой ветке. Нет!.. Оказывается, грач работал. Он трудился с неистощимым упорством, без передыху. Зацепив клювом тонкую ветку, дергал и дергал ее вправо, влево, кверху, книзу. Дергал без конца. Сидел он на толстой ветке. Цепкие лапы скользили, и, чтобы как-то удержаться, грач взмахивал крыльями. Взмахнет несколько раз — и опять дергает, дергает. Круглая черная головка как маятник у стенных часов — туда-сюда. Потом он вдруг резко взмыл вверх с длинной тонкой веточкой в клюве и, сделав почти полный круг возле тополя, уселся на дереве поблизости от того места, где только что сидел. То был не простой полет. Птица расправляла крылья, как мы расправляем затекшие руки и ноги. А грачи, сидевшие вокруг него, бездельничали и подбадривали непоседу громкими криками. 2 «Юный натуралист» № 4 у Рис. И. Кошкарева Фото А. Дорожинского Ф # & * |
