Юный Натуралист 1976-08, страница 17

Юный Натуралист 1976-08, страница 17

15

_ Вундеркинд, тоже мне, — добавил я.

Лада растерялась.

_ Я был у памятника, — сказал я. —

И у могилы. И дядя Саня все мне рассказал. Вы зря не взяли нас туда раньше.

Мы потом еще долго говорили вчетвером, и, наверное, впервые за это время было хорошо и дяде Вите, и моему отцу, и нам. Мы разожгли костерок, совсем маленький, сидели вокруг него и говорили,и все были друзьями. Мы понимали друг друга, и никому не было трудно.

Так я и не научился просыпаться рано. Но в тот день, когда мы должны были уезжать, проснулся на рассвете. На поляне стояла высокая, вся серебристая от росы, ледяная трава. Тихо было так, что, казалось, уши заложило. А потом защелкали, засвистали птицы. Сначала спросонья, и вот громче, громче. И на поляну, где был огород лесника, пришла Ланка. Ланка — это ручная лань, и Лада в последние дни играла с ней. Меня Ланка почему-то боялась, и лесника тоже, а приручила ее Максимовна.

Сейчас Ланка стояла, смотрела на меня и не уходила. Я сел, и тогда она потихоньку стала подходить. Я не обращал внимания и не шевелился. Ланка подошла, мы с ней познакомились и пошли по лесу. В глазах рябило от света и листьев, я сдирал с лица паутину и кормил Ланку с руки малиной. Мы бродили долго, и я удивлялся: а почему это она тебя, Славка, признала? И что-то ей рассказывал. Такая тишина вокруг, что молчать трудно было.

А потом внизу посигналили, и эхо посигналило тут же. Ланка убежала так быстро, что я не заметил куда, и пошел к нашим.

Они суетились и собирались.

Максимовна помогала тоже, но не суетясь, а лесник сидел на пеньке н курил сигарету. Я сел рядом с ним на землю.

— Жаль, что ты маленький, — сказал дядя Саня и посмотрел в горы, на белые извилины вверху. — Я бы тебя к себе взял. Учил бы. Может, лесником бы ты стал, а?

— Не знаю. Может, и стану.

— Вот я смотрю, — говорил дядя Саня, — и удивляюсь. Как у вас все быстро получается! Сегодня — одни, завтра — другие, не поймешь вас. Ну, отдохнули, повеселели, это хорошо, понятно. Так и были бы во всем, какими приехали. А то месяца не побыли, а уже совсем другие люди, хоть руку подавай да говори: «Здравствуйте, зовут меня Александр Михалыч». Ведь что случилось-то? Ничего.

— Случилось, дядь Сань. Многое случи-лось, •— ответил я и понял, что, когда тебе Другой человек дорог, ты просто уже не такой глазастый. Вдруг очень жалко стало и лесника, и добрую его Максимовну, и что детей у них нет — жаль стало очень.

Никогда еще не было так трудно го-, ворить, как сейчас.

Ты приезжай как-нибудь, — нахмурился дядя Саня. — Приезжай, брат, ждать будем.

Ладно, — почему-то шепотом сказал я.

Наши собрали уже все и стали прощаться. Я всегда убегал, когда гости начинали прощаться, а тут мне показалось, что убежать хотел лесник. Не знаю, каждый ведь по себе судит.

Мы сели и поехали, а он с Максимовной стоял у домика и смотрел, как мы уезжаем. В дорогу они насобирали нам кучу всяких подарков. И тут я выскочил из машины, добежал и протянул дяде Сане наш транзистор.

Все было теперь совсем иначе, и ехали мы словно по другой дороге. У лужи той не останавливались, а остановил милиционер.

— Почему больше положенного пассажиров?

— Они ж маленькие, — возразила моя

мама.

— Это вам так кажется, — внушительно сказал милиционер, но штрафовать не стал.

Все это так быстро получилось — Ланка, лесник, милиционер, наш дом, что жалко стало. И ночевать они у нас не остались, а только пообедали и уехали. Договорились писать, договорились, что мы к ним в Ленинград приедем, много о чем договорились...

А на улице меня встретили трое моих друзей: Юрка, Сережка и Генка.

— Мне велосипед купили, — сообщил Генка. — На рыбалку можно поехать.

Он даже не подумал, что на двух велосипедах вчетвером далеко не уедешь.

Совсем неинтересно стало и расхотелось рассказывать, где мы были и Что делали.

— Спать пойду, — сказал я.

Они удивились. Я, правда, пошел спать, хотя до вечера было еще далеко. Когда я уже в калитку вошел, Сережка крикнул:

— Ну и иди, подумаешь, съездил на «Волге», так сразу задаваться стал!

Но мне не стало обидно ни чуть-чуть, и я все равно ничего не сказал, а лег и уснул.