Юный Натуралист 1976-08, страница 5351 Утки стали еще беспокойнее, Они беспрестанно кричали, плавали поблизости, пугали рыбу. Я вынул самое длинное удилище и, размахивая им, прогнал любопытных наблюдателей. Птицы сбились у того берега, но не успокоились и не бросили кричать. Они будто обсуждали что-то и спорили. Особенно го- Йячо крякал старый селеаень, их вожак. [а этот неумолчный шум приплыли два стада ив дальнего конца овера, и стало еще беспокойнее. А у меня пока клевало. Я поймал десятка полтора карасиков и перестал обращать внимание на уток. Но вот клев прекратился, по воде пошли мелкие волны — это утки, слившись в одно стадо, проплыли неподалеку от моих удочек. Они уже не кричали, плыли в сосредоточенной тишине и часто опускали носы в воду. Я насторожился: что-то в их поведении было необычное. Птицы плыли не беспорядочной толпой, а в несколько рядов, причем они вытянулись цепью и охватили по ширине почти половину озерка. Миновав меня, утки в том же порядке повернули к берегу, и я с удивлением увидел, что перед ними выскакивают из воды сеголетки — ато самые маленькие карасики, которые родились сегодняшним летом. Утки не могли догнать карасиков, но лапами и носами они почти доставали дно, гнали рыбешку перед собой к берегу и тут, на мелководье, хватали. Потом птицы развернулись в обратную сторону, перегородили, как сетью, весь правый край озера и, опуская головьг в воду, опять поплыли к берегу — теперь, конечно же, к противоположному. И опять я видел, как у берега они хватали недогадливых сеголеток. Надо же додуматься до такого1 А по виду кажется, что утки самая глупая птица. Клева у меня больше не было, я смотал удочки и поехал домой. Отъезжая, увидел, что утки у того берега перестроились и поплыли теперь туда, где недавно качались мои поплавки. Утки ловили рыбу. И ловили удачливей, чем я. Без всяких удочек. А. Жуков голос первого взлета Еще в детстве я заметил, что порой утром просыпаешься с каким-то особенным наслаждением. Вдруг так обрадуешься солнечной ласке, зелени леса, облакам на небе. Вскакиваешь с постели с твердым желанием начать жить этот день как-то вовсе по-осо-бенному, как еще никогда не жил. Наверное, лес нельзя просто смотреть и слушать. Его надо понимать и чувствовать душой, тогда вабываешь боли и обиды, неудачи и промахи, живешь где-то вне себя. Бродишь тихо, молча заглядываешь во все уголки, прислушиваешься к лесным голосам. *"> Чего тут только не увидишь! С детства верю, что когда-нибудь обязательно в таежной глуши повстречаю бородача Лешего и непременно заведу с ним дружбу. На всю жизнь. Как-то утром, выбравшись на пригорок, я сел под соснами передохнуть и совершенно случайно стал свидетелем интересного события. От реки, шумно взмахивая крыльями, с чем-то тяжелым в клюве пролетела ворона. Она села на сосну, и а тот же момент там, в вершине дерева над моей головой, началась возня. Я понял, что там воронье гнездо. Осторожно, чтобы не обнаружить себя, перебрался на другое место, откуда хорошо было видно гнездо, и притаился, В гнезде шла дележка пищи, Птенцы, их было два, разделавшись с принесенной едой, не насытились и стали орать во всю глотку, но ворона-мать почему-то не собиралась лететь за новой пищей. Птица вела себя как-то странно. Вот она присела к птенцам, зорко осмотрелась вокруг, потом оттолкнулась от гнезда, распустила крылья и, спланировав через поляну, опустилась на соседнюю сосну. — Карр! — коротко прокричала она. Птенцы зорко следили за матерью, а она повторила свой полет и раз, и два, и три, и пять. Птенцы сидели тихо, плотно прижавшись к надежному уютному гнезду. Должно быть, они понимали, чего хочет от них мать, и даже втайне каждый желал этого, но не решался. |