Юный Натуралист 1976-10, страница 19

17

Фото E. Карпова и В. Гуменюка

Рис. Р. Михайловой

Находна

Как-то в конце октября, охотясь за зайцами, я долго не мог увидеть преследуемого собакой беляка. Он то кружил по непроходимому подлеску, а то уводил пса на дальний остров, откуда не было слышно голоса собаки. Потеряв надежду перехватить зайца на лазу, я пошел прямиком через густой липняк, намереваясь выйти на широкую просеку. Забравшись в глубину зарослей, неожиданно набрел на большое семейство груздей и в изумлении остановился, любуясь необыкновенной находкой, забыв о собаке и зайце. Опустившись на колени, я осторожно начал срезать охотничьим ножом увесистые влажные грузди, от которых исходил какой-то особый приятный аромат. Я настолько был увлечен сбором грибов, что не слышал, как приближался лай моего Дуная. Укладывая грибы в сетку, я заметил, как кто-то промелькнул мимо меня. Подняв голову, я увидел матерого зайца. Он сидел как изваяние, весь белый, слегка перебирая длинными ушами с черными вершинками. Он в упор смотрел на меня черными глазами, словно спрашивал: «Что ты здесь делаешь?»

Я протянул руку к ружью — заяц молниеносно скрылся в густых зарослях лип. Через несколько секунд я услышал приближение собаки. Дунай, редко взлаивая, шел за зверьком в двухстах метрах. Он заметно устал. Увидев меня, Дунай остановился и злобно залаял, как бы говоря: «Что ты здесь с грибами прохлаждаешься!» А сам снова рванулся по следу беляка, оглашая лес громовым голосом.

Выбравшись на просеку, я рогом отозвал собаку к себе и, приласкав Дуная, весело сказал ему: «Не сердись, дружок! Мы с тобой и так взяли отличные трофеи леса, а заяц пусть живет!»

В. Михалев

Утренник

Вчера на закате был один мир, а сегодня другой: первый иней лег на траву. Морозная щеточка выросла на каждом стебельке, лучась колючими иглами. Иней обвел годовые кольца на торцах бревен, и поэтому казалось издали, что изба симметрично заплетена паутинными кругами.

Как будто не обмороженный гриб поднимаю я с земли, а настоящую звезду: иней лег на каждую пластинку, превратив ее в светоносный луч. Алмазными опилками осыпан наскальный тимьян. Стали сверкучими под инеем серые друзы лишайника. Заиндевелая манжетка теперь похожа на перламутровую ракушку-гребешок. У дудника фосфоресцирует каемка листа. Стога покрыты хрусткой бело-голубой корочкой.

Поднимешь палый коричневый лист, подышишь на крупитчатый налет инея — и сразу тысячью капелек засверкает листовая пластинка. Каждый камушек сейчас просится в минералогическую коллекцию; каждый заиндевелый плетень кажется сложенным из бурых колонок хрусталя. Топорщится иней, махровея от холода, поверх одной щеточки ложится другая, поменьше. Легки эти цветы осени: заденешь ненароком за стебли борщевика, и у корней его ляжет блескучей горкой осыпь инея.

Ю. Линник

3 «Юный натуралист» № 10