Юный Натуралист 1976-10, страница 47

45

лосиные ноги, и все стихло. Только перекликались в темноте хвои певчие дрозды _ чай пить, чай пить, да верещала, постукивая, словно швейная машинка пе-ночка-таловка. Запыхавшись и ничего не понимая, мы шли, потеряв спасительную тропу, прислушиваясь к каждому шороху. И вот над тайгой, неизвестно откуда, пронесся глухой стон, казалось, такой древний, будто стонала сама тайга.

Потом послышался другой стон, совсем близкий и негромкий, и вслед за ним смешно переламывая в коленях тонкие ножки, из кустов вышел лосенок. Вышел застенчиво, как-то боком, пощипывая начавшие распускаться листочки рябины. Не понимая еще, кто друг, а кто враг, он стоял в пяти шагах от нас, и мучительно хотелось потрогать нежно-рыжую, почти палевую его шкурку. Но именно этого нельзя было делать. Лосиха могла не принять лосенка, пахнущего человеком, и мы осторожно пошли прочь.

Лосенок посмотрел бессмысленными голубыми глазами нам вслед, а потом, постанывая, побежал догонять. На языке науки это называлось рефлексом следования. Повинуясь ему, зверята не отстают от родителей в лесу. Пришлось прятаться, уползать на животе, хотя и неприятно было, что мы обманываем этого несмышленыша, а вокруг медведь бродит. Он-то церемониться не станет. И мы облегченно вздохнули, когда мелькнули за кустами большие лосиные уши.

Нашлись и затески, постепенно распутывалась дорога домой, пока не блеснуло холодным своим светом впереди Чар-озе-ро.

Тайга жила своей обычной жизнью, и мы, казалось, были чужды ей. И вот что она показала нам напоследок, перед тем, как солнце коснулось елей.

Над головой кружила скопа-рыболов — могучая птица с когтями, замкнутыми почти в кольцо. Такими удобно удерживать скользкую рыбу. Мы не раз видели ее охоту, когда она падала на рыбу, иногда скрываясь в воде, а потом, тяжело взмахивая крыльями, взлетала, таща хариуса или щуку. Вот и теперь скопа упала в воду, но, видно, не по ней оказалась добыча. Мелькнула огромная щучья спина, а потом вода поволновалась в этом месте и стихла. Не смогла скопа разжать намертво впившиеся когти, и щука, смертельно раненная, ушла в глубину со скопой на спине.

Мы стояли на берегу, пораженные этой мгновенной и бесшумной трагедией. Непривычно светлая ночь была пронизана тонким туманом, голосами кукушек. Лес плакал каплями дождя. Медленно про

плыла пара бобров — две черные точки на светлой воде и волны, расходящиеся клином, — и странны были эти скрытные звери, спокойно пересекающие водную гладь. Пахло сыростью, а потом из небольшого распадка потянуло запахом, таким нежным и чистым, что, не сговариваясь, мы кинулись туда.

На берегу ручья рос куст волчьего лы-

ка. Листьев еще не было, но веточки его осыпали нежные сиренево-розовые цветки.

Цвело волчье лыко, ядовитое и прекрасное, и казалось, красота его вобрала в себя всю прелесть этих диких и опасных мест: чистоту рек, яд комариных болот, мрачность вековой тайги и вместе с тем необыкновенную свежесть таежного края.

Мы ушли в избушку, не тронув цветы. А загадочный стон, что иногда слышался из тайги, оказался голосом особой «глухой кукушки». Их там очень много — и «глухих», и обыкновенных, в уральских предгорьях, тогда, когда наступает июнь.

В. Есаулов Рис. автора