Юный Натуралист 1976-11, страница 15

13

— Что там стряслось? — услышал Акмат голос старшего брата Рамиса.

— Волки, — ответил Акмат и позвал: — Алмас, сюда!

Пес подошел и ткнулся мордой ему в грудь. Мальчик погладил овчарку и сразу отдернул руку: ладонь стала мокрая и липкая.

— Как же это ты оплошал? — сказал Акмат.

Рамис уже успел подбросить в костер сушняку, и при свете они увидели на плече Алмаса глубокую косую рану.

— Ого, будто бритвой полоснул, —■ покачал головой Рамис. — Живо тащи аптечку.

Пока промывали рану, пес стоял смирно и только потихоньку скулил. Он понимал, что его лечат.

— Прицепился, репей, — ворчал на брата Рамис, — поставь да поставь его на ночное дежурство. А волк, он тоже не дурак, видит, что у костра козявка сидит, короче ружья.

«Ну вот, — грустно подумал Акмат, — сейчас еще стручком и недомерком назовет».

— Недомерок и стручок, — продолжал Рамис. — Не успел отец отлучиться — и пожалуйста, собаку искалечили.

— Ты же в мои годы дежурил по ночам!

— Сравнил! Я в десять лет на охоту один ходил. А ты вон до сих пор овцу не можешь как следует остричь.

Акмат едва не заплакал, услышав от брата такие обидные слова. Уж кто-кто, а Рамис-то знает, что на последнем соревновании стригалей у Акмата заело машинку. Сам же потом чинил ее. Ведь знает, а говорит...

— Ну ладно, — сказал Акмат. — Я тебе еще докажу...

Забравшись в юрту, он растянулся на кошме и, наверное, от огорчения сразу уснул.

Разбудили его голоса.

— В общем, приняли, — говорил отец. — Занятия начнутся в сентябре. Вот только ума не приложу, как обойдусь без тебя. Придется маму в помощницы брать.

— А Акмат? — спросил Рамис. — С ним как?

— Зиму поживет в интернате. Знаю, скучать парень будет... — Отец помолчал, потом добавил: — А что делать? Такая уж у нас работа. Да и не у нас одних — ведь у геологов и полярников тоже дети есть.

Стало быть, Рамиса все-таки приняли в школу киномехаников, понял Акмат. Ну и везучий же человек! Езди себе из отары в отару и показывай чабанам всякие кар

тины. А главное — сам хоть по десять раз смотри.

Акмат откинул полог юрты и вышел.

— Проснулся, сынок, — сказал отец весело. — А я тебе от мамы гостинцев привез. Вон в хурджуне лежат.

Акмат покосился на пузатую кожаную сумку, из которой выглядывали румяные яблоки и оранжевые шары апельсинов.

— Некогда мне сласти жевать, — сказал он. — Я за волком иду.

Сунув в карман кусок вяленой баранины, Акмат взялся за ружье.

— Раз уж ты на охоту собрался, — сказал отец, — то проверь, чем у тебя патроны заряжены.

Акмат проверил. Во всех пяти гильзах были самодельные круглые пули.

— Ну, я поехал, — сказал Акмат отцу, — если задержусь, переночую у Бек-Мурзы.

-— Мамонта убьешь — зови на подмогу, — засмеялся Рамис и получил от отца подзатыльник. И правильно, пускай не дразнится.

Акмат отвязал от коновязи коня и ловко вскочил в седло.

Скалы вокруг были разноцветные: багровые сменялись крапчатыми, синие — коричневыми, зеленоватые — черными как уголь. По-русски Ала-Тоо значит «пестрые горы». Вершины их местами поросли ореховым и еловым лесом, а самые высокие сияют нетронутой белизной снегов.